«В начале нового века»
7 (20) мая 95 лет со дня смерти Алексея Кирилловича Алчевского
В мае мы отмечаем юбилей комбината, бывшего завода ДЮМО, но стоит вспомнить и еще об одной дате. 7(20) мая исполняется 95 лет со дня трагической смерти его основателя – Алексея Кирилловича Алчевского. Весной 1901 года он бросился под поезд на Варшавском вокзале в Петербурге. Под колеса, навстречу гибели, его толкнуло отчаяние и безысходность. До сих пор слова «экономический кризис» были для нас отвлеченным понятием. Но теперь мы уже знаем, что такое безработица, закрытые предприятия, пустые цеха… Мы оказались беспомощны перед новыми испытаниями и выходили из них тяжело и наощупь. К сожалению, все это уже было. История многому учит. Как известно, она повторяется дважды…
Наступил 1900 год.
В столичных кругах еще спорили, считать ли его последним годом минувшего века, или первым наступающего, а в стране набирал силу самый тяжелый за последние годы кризис.
Алчевский предупреждал о надвигающейся опасности на проходившем в Харькове съезде горнопромышленников Юга России. Но к его мнению не прислушались, ведь за последние полвека страну уже не раз лихорадило, к этому почти привыкли, и катастрофа представлялась не такой значительной, казалось, что он сгущает краски.
Еще в прошлом веке, после отмены крепостного права, начался бурный рост промышленности, особенно на Юге России. К 1885 году в Славяносербском уезде было уже 37 рудников, из них 26 крупных. Количество горнорабочих с 1877 по 1893 год увеличилось на Юге почти вчетверо, а на Урале всего в 1 и 2/3 раза. К 1900 году в Донбассе действовало 470 предприятий – 289 шахт, 40 соляных заводов и копей, 12 металлургических заводов, 17 машиностроительных, 49 железных рудников. На всех предприятиях, включая и железные дороги, работало 160 тысяч рабочих. Кроме этого, было еще 80 кустарных шахт- «дудок», в которых добывали уголь для местных нужд. Именно такие шахты помогал делать крестьянам Алчевский. Его младшая дочь Христина вспоминала:
«…він перший на весь Донбас в оцих його околицях віднайшов у надрах вугілля і в щирому запалі своїх народницьких ідей почав підучувати селян кустарницьким способом (колом, у яке впрягали коня, як в жорен) свердлити надра, щоб селяни для себе з надр витягали вугілля. У досі такі копальні (тобто слід їх) розкидано там на степу…» Известно, что первенство в открытии угля принадлежит не Алчевскому, но еще в 70-е годы прошлого века он начинает заниматься разведочными работами в пределах Бахмутского, Славяносербского уездов и области Войска Донского, а затем и разработкой каменного угля. Результатом этого стало основание им в 1879 году Алексеевского горнопромышленного общества, которое из скромного дела с производительностью в 700 тысяч пудов в год, разрослось в громадное предприятие с шестью миллионами основного капитала и производительностью до 60 миллионов пудов угля и кокса.
В 1901 году уже добывалось угля 75 миллионов пудов, а кокса – 25 миллионов пудов. Лишь только в районе села Васильевки и деревни Каменки обществу принадлежало 3672 десятины земли. В 1890 году оно стало строить у станции Юрьевка коксовые батареи. С возникновением завода ДЮМО Алчевский организовывает «Южно – Горнопромышленное общество» и приобщает значительные земли в районе Кривого Рога и Керчи, богатые запасами руды.
К 1900 году шахты Донбасса давали 70 процентов всего угля страны. Чугуна выплавляли на Юге 53 процента всего производства, а еще недавно, в 1867 году всего 0, 3 процента.
В начале века на 16 заводах Юга работало уже 64, 7 тысяч рабочих. С большой быстротой росли фабричные и заводские поселки, еще не имевшие права городов. Вспомним, что адрес нашего города в то время был не Алчевск, и не Юрьевка (так называлась лишь станция), а просто «поселок завода ДЮМО».
Первые удары кризиса ощутили в Донбассе задолго до наступления нового века. Еще в 1874-1884 годах в некоторых местах наблюдалось сокращение добычи угля. Молодая промышленность еще не приобрела размаха. Тогда были закрыты шахты Юрьевки, Городища, Павловки, Штеровки, Белянки.
В начале 80-х годов наступил новый кризис. Он вызвал снижение цен на топливо. Некоторые железные дороги и Русское общество пароходства снизили цены вдвое, до 8 копеек за пуд, а в самые лучшие годы платили по 16-18 копеек. Конечно, все это не идет ни в какое сравнение с ем, что мы переживаем сегодня.
Избежать нехватки топлива многим владельцам заводов (в Юзовке, Мариуполе, Алчевске и др.) помогали собственные шахты.
Алексеевскому горнопромышленному обществу, которое «питало» завод ДЮМО, принадлежали Павловская, Каменская, Орловская, Родаково-Юрьевская, Кальмиусо-Богодуховская (близ станции Кременное), Чистяковская (вблизи Амвросиевки), Картушанская и Александровская копи.
В докладной записке, поданной министру финансов Витте, Алчевский, предупреждая о надвигающейся катастрофе, предлагал не ограничивать производство металла и не создавать искусственные цены на внутреннем рынке, а не уменьшая производства, вывезти часть излишка за границу. Это бы смягчило ситуацию не только в металлургической, но и угольной промышленности, где удалось бы сохранить прежнюю и производительность угля. Но, как известно, к его мнению не прислушались.
Кризис 1900-1902 годов выгнал на улицу 11 тысяч металлургов, среди шахтеров было 9.5 тысяч безработных. Масштабы трагедии по тем временам казались огромными. Вспомним, что Алчевский не увольнял рабочих, что и стало одной из причин его гибели. Закрылось более 80 шахт, из 56 доменных печей действовало только 23. Добыча угля сократилась, и цены упали с 9-10 копеек до 6-7 копеек за пуд.
Последствия кризиса сказывались до 1911 года, пока предвоенная обстановка не вызвала заметное увеличение добычи угли, но всего лишь на 20 процентов. За это время не было построено ни одного завода. Промышленный подъем конца ХIХ века уже больше не повторился. Не потому ли советские историки сравнивали наши достижения с 1913 годом.
В 1898 году Ленин писал: «Южный район горнопромышленности… молод и находится в периоде формирования. Чисто капиталистическая промышленность, выросшая здесь в последние десятилетия, не знает ни традиций, ни сословности, ни национальности, ни замкнутости определенного населения. В Южную Россию целыми массами переселялись и переселяются иностранные капиталы, инженеры и рабочие, а в современную эпоху горячки туда перевозятся из Америки целые заводы».
Одной из заслуг Алчевского, которую отмечали современники, было то, что он строил свой завод исключительно на русский капитал. Но оборудование часто закупалось на Западе.
В 1898 году на заводе ДЮМО установили прокатные станы, прибывшие из Бельгии, использовали оборудование из Германии, откуда были приглашены специалисты на строительство завода.
Иностранные капиталисты активно вкладывали свои деньги в промышленность Юга России Эго было выгодно. На Западе прибыль обычно составляла 4-5 процентов, здесь же дивиденды доходили до 20 процентов. Русской буржуазии было не всегда под силу поднимать тяжелую промышленность. Это требовало больших первоначальных вложений. Поэтому ведущая роль принадлежала французскому и бельгийскому капиталу. В 1897 году в Брюсселе было создано банковское объединение «Генеральное общество горной и металлургической промышленности в России», или «Русский Омниум», которое финансировало вложение в промышленность Юга. Не случайно во многих источниках, в связи с нашим заводом, упоминаются и бельгийские специалисты, а вскоре после смерти Алчевского завод ДЮМО переходит во владение франко- бельгийского акционерного общества.
Одним из первых на его гибель откликнулся из Бельгии хорошо знавший Алчевского А. Вандевиль. Нам уже знакомы его слова: «Гигант пал, жертвовавший всеми своими личными интересами ради дела. Его усилия не увенчались результатами, на которые он вполне законно надеялся, оплакиваешь этого гения, этого великого человека?»
Еще недавно мы очень мало знали об Алексее Кирилловиче Алчевском, даже не представляли, как он выглядит, принимая за него совсем другого человека (отец его жены Христины Даниловны) на известной семейной фотографии.
Но вот мы увидели его лицо, прочли письмо, написанное перед смертью, познакомились с потомками Алчевского, живущими в Харькове, Ялте, Москве, узнали много интересного, и, кажется, все открытия уже сделаны. Но перед нами фотографии, которые, казалось, никогда не придется увидеть. Харьков, 1901 год, здание Земельного банка, унылое серое утро, моросит мелкий весенний дождь, на булыжной мостовой уже появились лужи, против банка тумба, обнесенная афишами, и люди… много людей, под зонтами и просто с непокрытыми головами. Даже на старой фотографии видны в толпе простые, обычные лица. Десяток священников нетерпеливо мокнут под дождем.
В глубине снимка белый катафалк, запряженный шестеркой лошадей в траурных попонах, каждую под уздцы держит форейтор в такой же темной одежде. Все величаво и торжественно.
Но вот процессия тронулась… Кто – то еще задержался на ступенях банка, но уже «смазаны» зонтики в толпе идущих за гробом. Чеканит шаг почетный эскорт из жандармов в белых, парадных фуражках, с шашками наперевес. Мелькают погоны, золото парчовых одежд, молчаливые лица…
Медленно «плывет» белый катафалк, слезы застилают глаза…
Это- похороны… Похороны Алчевского.
Газеты того времени сообщали, что Алчевский приехал в Петербург за две недели до трагического события вместе со своим старшим сыном и секретарем Гродецким. Жил он в Европейской гостинице, где останавливался уже 14 лет подряд, был совершенно здоров и ничто не давало повода думать о таком печальном конце. 7 мая он до двух часов был дома, в обычное время завтракал, просматривал газеты, а в третьем часу вышел из дома с портфелем в руках. Видимо, он ждал ответ на свое прошение, отправленное через Витте Николаю II. Но около 4 часов Алчевский приехал на вокзал Варшавской железной дороги, зашел в буфет, потом вышел на платформу и около двух часов прогуливался взад и вперед. Затем он сошел с нее и отправился по путям станции.
Известно, что он написал на вокзале два письма, одно сыну («Дорогой мой сын, дорогой мой Гриць! Прости твоего несчастного отца…»), и второе письмо Гродецкому. Нс ясно, встречался ли с кем-то Алчевский, собирался ли куда-то ехать, или просто колебался перед тем, как принять роковое решение.
В одной версии от станции он бросился под дачный поезд № 39, шедший из Гатчины в Петербург. Поезд был сразу остановлен, Алчевского вытащили из-под колес и отправили в Александровскую больницу, где, не приходя в сознание, он скончался в 8 часу вечера.
По другим сведениям, он умер в 11 часов. Смерть была мучительной, поездом ему отрезало ноги.
Тело его перевезли в Харьков. Гроб сопровождал сын Алчевского Григорий. Вам уже знакомы воспоминания внучки Алексея Кирилловича В. Д. Щербаковой. Цитирую их по рукописи, которая хранится в Москве у ее дочери Ксении Дмитриевны. Текст этот немного отличается от уже известного нам, его еще не коснулась редакторская правка:
«Перрон Харьковского вокзала. Медленно подходит длинный поезд, в конце его вагон, украшенный еловыми ветками. Остановка, двери открываются и на руках выносит оцинкованный гроб, на котором лежат погребальные венки. Сопровождал тот гроб из Петербурга мой дядя – Григорий Алексеевич, это останки его отца, который бросился под поезд на царскосельском вокзале. Встречают гроб большое количество народа, семья, убитая горем жена Христина Даниловна, сыновья и внучки Алексея Кирилловича, среди которых и я – мне 8 лет. Это первое мое впечатление о большом горе, когда глава семьи оставляет своих близких, чувство какой -то пустоты, чего-то непоправимого».
Газеты сообщали, что «панихида будет отслужена 9 мая на дому в 12 часов дня и 5 1/2 часа вечера. О дне погребения будет объявлено» («Харьковский листок», № 385 (ежедневная газета), 1901 год, 9 мая).
Прощание с Алчевским проходило в здании Земельного банка, отсюда траурная процессии и двинулась на кладбище. Неизвестный фотограф оставил нам свидетельство тех событий. Снимок сделан с высоты второго этажа из какого-то здания, стоящего напротив. На старых открытках с видами Харькова это место занимает Северный банк. Здесь можно увидеть ту же рекламную тумбу и фигурные газовые фонари, их eще не было при Алчевском.
На второй фотографии продолжение траурного шествия. Колонна растянулась по длинной мощеной улице, впереди везут венки с надписями, останавливаются прохожие, по краю дороги большие лужи. Дождь не прекращается и лица людей скрыты под черными зонтами. Вдали над толпой колышется белый шатер катафалка, какой-то мальчишка выбежал на середину дороги, идут священники, придерживая свои длиннополые одежды.
Их путь закончится на старом городском кладбище. Через много лет, уже в советское время здесь разобьют молодежный парк, могилы разровняют, кого- то перевезут на другое кладбище. Алексей Кириллович останется лежать там.
Место это еще можно найти. Даже известно, как выглядела могила Алчевского. Когда в 1917 году умер его сын Иван Алексеевич, известный оперный певец, его похоронили рядом с отцом. Сохранилась акварель внучки Алчевского Христины Юрковской. Мы видим украшенный цветами крест и могилу Ивана Алчевского, а рядом еще один такой же простой крест на могиле его отца. Место это было огорожено небольшим забором, позже здесь похоронили и Христину Даниловну. Но в 70-е годы, когда создавали парк, ее и сына перенесли на другое кладбище, об Алексее Кирилловиче забыли.
Фотографии похорон все эти годы хранились в семье старшей дочери Алчевского Анны, их передал для публикации ее внук, правнук Алексея Кирилловича, Федор Семенович Рофе-Бекетов. Копию с акварели Х. Юрковской я получил из Харькова от Е. Д. Радковой, она давно интересуется семьей Алчевских и часто помогает мне в поисках.
На одной из старых улиц Харькова, в доме, построенном еще архитектором Бекетовым, как и в начале этого века, среди старинной мебели и семейных реликвий висит большой портрет Алексея Кирилловича. Внимательно и вдумчиво смотрит он на нас из того далекого времени.
Ю. Белов
Белов Ю. «В начале нового века» / Ю. Белов // За металл. – № 34. – 1 мая. – С. 2-3.