«Мне посчастливилось быть рядом с ним»

Директор и шофер. Петр Арсентьевич Гмыря и его шофер Федор Степанович Оспнщев. Они не расставались почти четверть века.

Пройдя от звонка до звонка Великую Отечественную, Федор Оспищев вернулся в 46-м в Ворошиловск. Здесь до войны он закончил школу ФЗО, самоучкой научился водить машину, сдал на права. Приходилось крутить баранку на фронтовых дорогах. «Личное дело», видать, было отменное, чего греха таить, это тоже, наверное, сыграло не последнюю роль в том, что выбор шофера новому директору завода пал именно на него.

– Сначала, – признается Федор Степанович, – я неохотно принял это предложение – возить начальство. Но потом ни разу в жизни не пожалел о том, что довелось работать рядом с Петром Арсентьевичем. Подремонтировал, оборудовал старенький ГАЗ-67 – «бобик» и… поехали. Тот первый год запомнился особо. Тяжело заболела его жена, и поздними вечерами мы мчались в Ворошиловград, где она лежала в больнице. Случалось и ночевать в машине.

По заводу он никогда не ездил, только пешком, даже в самые отдаленные цеха. Никогда не одевался тепло, роскошно. Неизменное поношенное кожаное пальто, руки в карманы.

Каким он остался в моей памяти? Красивым, достойным, очень грамотным, талантливым. Я уж не говорю о том, что не пил, не курил, от него слова бранного никогда не слышал. А знал не только промышленность. Часто ездили в совхозы, тогда в Плоской балке сажали сады, Да какие! Сегодня все уничтожено. К его советам прислушивались и стар, и млад. Помню, заезжали как-то по дороге к нему на родину, в Полтавскую губернию, окружили его старики, потолковали о житье-бытье. Осмотрелся он вокруг. «Что же вы так пруды запустили», – указал на ставки, заваленные сплошь всякой рухлядью, ржавым металлом. По дороге Петр Арсентьевич горько сетовал на то, что варварски относимся к природе, не бережем ее, матушку. «Ведь так можно все испоганить, – негодовал он – а какие пруды были, сколько рыбы!».

Я очень любил слушать его. Он был замечательным рассказчиком, очень много знал. От него я, можно сказать, впервые услышал об Алчевском, истории нашего города, края. Часто вспоминал он об эвакуации завода на Урал.

Из поездок привозил чемоданы книг. «Когда вы успеваете еще и читать?», – спрашивал, бывало, я. «А как же без этого жить?» – отвечал Петр Арсентьевич.

На разных машинах мы ездили с ним. Вначале сменили наш «бобик» на трофейный «Оппель-Супер», потом в 50-м получил я «Победу», в 53-м – «ЗИМ», в 56-м – «Волгу».

Когда на завод поступали машины, в первую очередь он отдавал начальникам цехов; им нужнее, чем в конторе. Он бережно относился к тем, кто работал на производстве. Знал я, что и «разносы» он, бывало, давал, но никто и никогда не сказал, что был он несправедливым или злопамятным. Спросите сегодня любого старика, кто знал его, чтобы он когда-то не поздоровался, не заметил, высокомерно отвернулся. Никогда такого не было.

А вот что не щадил себя, так это уж точно. Иногда что ни день – дальняя поездка. То в «Гипросталь» в Харьков, то в Краматорск, в Ростов. А уж в Москву и Киев — не счесть. В любую погоду. Бывало – гололед, пурга. «Как же ехать-то, — скажу, — опасно». А он: «Вы, Федя, думайте о том, как нам побыстрее добраться, дело не ждет». И бог миловал, ни разу мы не попали в аварию, никогда не подводили и машины, даже скат в дороге ни разу не менял.

Заботливым он был, для людей очень старался. Сколько он поездил по депутатским делам, сколько по воскресным дням походил по избирателям! И всегда у него какие-то новые планы, замыслы. Он очень любил город, ведь это при нем начали строить проспект Мира (нынешний проспект Ленина), пустили троллейбус, и в том, что у нас есть институт, тоже его немалая заслуга.

Он мало заботился о себе, о собственном благополучии, но и не любил, когда другие через него пытались что-то «протолкнуть», обойти установленный порядок. Модное теперь слово «привилегии» по-моему было бы ему противно, наверное, омерзительно всей его человеческой сущности.

У Петра Арсентьевича была нежная, добрая душа. Куда бы не торопились, как бы не был занят, но, если проезжали мимо конного двора (был такой у нас в городе), обязательно просил притормозить. Знал всех лошадок, прихватит лакомство, потреплет по холке, погладит. О жеребятах говорил, как о ребятне, ласково, всегда что-то приметит в их повадках. Уходит оттуда улыбчивый. «Что за замечательные животные, умные, благородные», – его слова.

Сколько сил у него ушло на борьбу, сколько стоило добиться чего-то! Хотя бы тот же троллейбус. Во всей области не было. А тут какой-то заштатный городишко. Говорят, хотели забрать кабель, так что придумал: велел троллеи-провода развесить по деревьям, потому что еще столбов не было. А оборудование стана прокатки тонкой жести все-таки забрали. Черные это были дни для него. Как узнал: «Летим в Ворошиловград, к первому секретарю обкома». Отказ. Мчимся в Киев. Жду, час-другой. Подходит. «В аэропорт, — говорит, – лечу в Москву, стан забирают». Через день звонят мне, говорят, Петр Арсентьевич прилетает. Встретил его. Он темнее тучи. Едем на Западный склад. «Грузите, — говорит,— оборудование, не смог отстоять». А уж как отправляли, он не видел, лежал в больнице.

Сына он воспитал щедрым, незаносчивым, простым. Ведь как-никак сын директора был. Когда бывал в Донецке, в субботу заеду за ним, чтобы домой подбросить, а он насадит ребят своих — Федю Эсмана, Сашу Воропаева (все они потом у нас на заводе работали), сам пристроится сзади, чуть ли не на корточках. Мать нагрузит еды, везет на всех. Да что там.

У меня два их, дорогих человека, были в жизни — командир полка Федоров, с которым прошел войну, и Петр Арсентьевич Гмыря, с кем мне посчастливилось быть рядом. Это были мои лучшие годы.

Оспищев Ф. С. «Мне посчастливилось быть рядом с ним» : [воспоминания о Почетном гражданине Алчевска П. А. Гмыре] / Ф. С. Оспищев // За металл. – 1990. – 21 декабря. – С. 2.