Три клятвы Нины Иванцовой

Три клятвы Нины Иванцовой

«Иродам человечество не победить…»

В семье Варвары Дмитриевны и Михаила Ефимовича Иванцовых их было трое: Дмитрий, Нина и Ким. И хотя только старший сын к началу Великой Отечественной войны имел так называемый призывной возраст (в 1940 году он станет курсантом Тамбовского кавалерийского училища и свой первый бой с фашистами встретит в звании лейтенанта), её смрадным, напол­ненным горем и ненавистью, слезами и кровью, малодушием и мужеством воздухом сполна надышались все трое: офицер Красной Армии Дмитрий, подпольщица Нина и юный партизан Ким. Случай не уникальный, но, по-моему, довольно редкий и потому заслуживающий особого внимания читателя: в одной семье три представителя главных направлений сопротивления оккупантам, коими являлись действующая армия, подпольщики и партизаны.

Первым страшным ударом для семьи Иванцовых стала гибель Дмитрия 23 ноября 1941 года. За долгие годы работы в музее «Молодая гвардия» мне довелось прочитать сотни фронтовых писем. Повествующие, как правило, о житье-бытье на фронте, они тем не менее объединены чувством ненависти к врагу и непоколебимой уверенности в победе. Читаешь эти фронтовые послания и невольно задумываешься: неужели же только всенародная трагедия может так сплотить людей, аккумулируя ненависть в единый мощный порыв, перед которым бессильны любые преграды?

Однако вернемся к героям этой публикации. В своем последнем письме домой (оно было написано за тринадцать дней до гибели) Дмитрий сообщает: «Насилу нашел такое место, откуда можно написать письмо, успокоить, что я жив и здоров». Уже одной этой фразы достаточно для того, чтобы понять, почему все фронтовые письма были очень лаконичными.

«…Нахожусь сейчас в 8 км севернее Тулы. Не раз стервятники пытались овладеть старейшим городом, но были отбиты с большими для него потерями. Есть у нас такие орудия, которые сбивают немецкие бронированные самолеты, танки…». Обратите внимание на тон письма. Война идет пятый месяц, Красная Армия отступает, положение тяжелейшее, но никакой паники и уныния, что тоже характерно для всех фронтовых писем. И совсем уже примечательная фраза в конце: «…Иродам человечество не победить!».

А вслед за этим письмом придет еще одно, адрес на котором будет написан чужим и потому вызывающим дрожь почерком. Скупые, бесстрастные строчки «похоронки» сообщат о героической гибели лейтенанта, командира взвода Дмитрия Михайловича Иванцова. Возможно, именно в эти минуты непризывной возраст Нины и Кима сразу же «повзрослеет» на недостающие годы, «повзрослеет» не самими годами, а мужественной яростью, которая наполняет сердце уже познавшего жизнь взрослого человека.

Оба они, и Нина, и Ким, в послевоенное время станут известными людьми. Нина – как участница подпольной организации «Молодая гвардия», Ким – как писатель и страстный пропагандист подвига молодогвардейцев. Но все это будет потом. А пока впереди годы войны, суровыми дорогами которой предстоит прошагать сестре и брату Иванцовым. Ким станет вначале бойцом Краснодонского партизанского отряда, а затем в рядах Красной Армии будет освобождать родную землю от ненавистного врага.

О Нине разговор особый. Вступая в «Молодую гвардию», она даст свою первую клятву «мстить беспощадно за сожженные и разоренные города и села…». Вторая клятва – отомстить за погибших друзей-молодогвардейцев – прозвучит на их братской могиле. И, наконец, третья, озвученная ее сердцем, – сделать все, чтобы память о юных подпольщиках пережила само время. После похорон друзей Нина уйдет на фронт. В своих воспоминаниях она напишет: «В апреле 1943 года ушла на фронт и я. Меня определили вольнонаемной машинисткой в 13 гвардейский стрелковый корпус 2 гвардейской армии Южного Фронта.

Работа, скажу откровенно, была мне не по душе, но я верила, что придет время, и я снова буду работать с людьми, а не клацать на машинке при гильзовой коптилке или плошке.

И это время настало. После выхода в свет Указа Президиума Верховного Совета 13.09.1943 года о награждении посмертно и оставшихся в живых членов нашей организации меня забрали на комсомольскую работу. Это было то, что надо. Я стала комсоргом 8 батальона связи 1 гвардейского стрелкового корпуса 2 гв. армии 4 Украинского фронта. А на Сивашах наш батальон передали в 51 армию…».

И еще один документ. Фронтовая подруга Нины Иванцовой, Надежда Михайловна Ящурова, вспоминает: «Нину Иванцову хорошо помню. Очень она в молодости была веселой хохотушкой с ямочками на щеках. Работала она в штабе 51 Армии в полку связи комсоргом. Слышала не раз ее горячие выступления перед комсомольцами полка. Очень много она рассказывала об их подпольной организации. В частности, как они ходили на базар и распространяли Совинформбюро (т.е. сводки с сообщением о положении на фронте. – Авт.) на тетрадных листках, в которые заворачивали пирожки. Как они с Олегом Кошевым бежали из Краснодона и скрывались от немцев. Много показывала мне Нина снимков Олега Кошевого. Как сейчас помню, стоит он где-то на вокзале в пальто. Красивый светлый мальчик. Его лица нельзя забыть. Уж очень много оно говорило о хорошем внутреннем содержании Олега, несмотря на молодость…».

О трогательной дружбе Нины с Олегом Кошевым написано достаточно много, в частности, в книге Кима Иванцова «Старшая сестра». Менее известны страницы ее фронтовой биографии, которая, по сути, явилась продолжением подвига юной подпольщицы, совершенного в «Молодой гвардии». Об этом далее рассказ ее брата Кима Иванцова.

 Из тех краснодонских девчонок

Хорошая, чистая дружба связывала Нину Иванцову и Олега Кошевого.

У его могилы она сказала: «Дорогой мой Олег, я выполню твое завещание. Завтра я ухожу добровольцем в Красную Армию. Вуду, как ты учил нас, с оружием в руках добивать немцев, мстить за «Молодую гвардию». До победы не сложу оружия!».

Сохранилось несколько фронтовых писем Н. Иванцовой к матери О. Кошевого. В одном из них она сообщала: «…Олег был для меня лучшим товарищем и даже больше того, другом… Я буду мстить, беспощадно мстить твердолобым фашистам. Я не сниму солдатской шинели, пока не будут уничтожены все оккупанты… Такова перед Вами моя клятва, любимая Елена Николаевна… Сейчас в наших стрелковых подразделениях открыт счет мести за героев-молодогвардейцев, где отмечается число убитых захватчиков…».

На фронте каждый день незабываем. Но есть памятные особо. На всю жизнь Иванцова запомнила 28 февраля 44-го года. В тот день ее 8-й гвардейский отдельный батальон связи в составе 1-го гвардейского корпуса форсировал Сиваш. В школьные годы на уроках истории ее поколение изучало освобождение Крыма – это последнее сражение гражданской войны. Как и другие ученики, она восхищалась мужеством и самоотверженностью красноармейцев. Они ведь шли вброд по Гнилому коварному морю, под убийственным огнем орудий и пулеметов. А вода – ледяная, дело-то в ноябре было… где по колено, где по грудь. Шли на проволочные заграждения, на мощные бетонные укрепления…

И вот теперь комсорг 8-го гвардейского батальона Нина Иванцова вместе со своими товарищами шла по пути тех, кто сражался здесь в годы гражданской войны.

Лиман они тоже переходили вброд. Вода кому по пояс, кому по плечи. И была она не только студеной, но и горько-соленой, просто ядовитой. До чего же сильно разъедала тело, особенно раны. А вот холод… Лично Нина его не ощущала, как видно, сказывалось волнение, взвинченность. Места опасные, никто не знал, что ждет через шаг, два, где захлебнешься. Немцы бомбили непрерывно. Артиллерия их тоже неистовствовала. Гнилое море кипело от гулких разрывов. Высоко к небу и вокруг выплескивались тонны грязной вспененной воды. Досаждали и наши зенитчики. Огонь их орудий не давал вражеским самолетам вести прицельную бомбежку. За это их благодарили все. Но сотни, тысячи осколков от разрывавшихся в небе снарядов сыпались на головы красноармейцев.

Немалыми были потери. И все же живые не останавливались. Освещенные заревом взры­вов, солдаты упорно брели к цели. Раненые тоже шли, понимали – упасть нельзя, вода прикончит. Оружие держали над головой. Для телефонных кабелей, аппаратов, пудовых катушек с проводом смастерили небольшие плотики. Вот так и шли, нагруженные боеприпасами, в мокрых, ставших стопудовыми ватниках и шинелях. Из последних сил безумно спешили вперед – в этом было спасение.

Обессиленные, облепленные грязью, уцепились, наконец за крохотный пятачок Крыма. Там и расположились. Открытая всем ветрам равнина. Вблизи никакого жилья. Как и другие, Нина дрожала всем телом. Обсушиться бы, погреться, а негде. Костер? Ну, ну… только разведи… даже самый малюсенький – сразу снаряд или мина. Впрочем, заботы о собственных удобствах появились потом. В первое же время все думы – лишь о связи. Как только передовые подразделения форсировали Сиваш, 8-й гвардейский сразу развернул узел связи, первые боевые линии от дивизий к управлению 1-го гвардейского стрелкового корпуса – штаб соединения пере­правился на этот пятачок южного берега Сиваша 28 февраля.

Когда все более или менее улеглось, стали рыть котлованы для землянок. Но вскоре опомнились: перекрывать-то их нечем, вокруг одна тщедушная трава. Перешли на небольшие ямки. Их можно было прикрыть плащ-палаткой или шинелью. В тех углублениях сушились и мечтали о нормальной еде. Дело в том, что приготовить горячую пищу было невозможно – ни дров, ни угля. К тому же пресная вода на вес золота, ее тоже через Сиваш носили. Потому жевали сухой паек, точнее, опостылевший пшенный концентрат. Его, как и другие грузы, таскали через Гнилое море вброд. На себе, конечно. Острословы тех солдат ласково и с уважением бурлаками называли. Иные бойцы по пятьдесят-шестьдесят раз ходили туда-сюда… Вот так было. И не день, не два, а добрых полтора месяца. С тех пор пшено не то, что есть или там видеть… даже слышать это слово Нина не могла.

Днем на пятачке жизнь замирала, все делали ночью. Однако немец бомбил связистов вовсю, круглые сутки. Однажды возвращалась младший лейтенант Иванцова к себе из первой роты. Провожал ее комсорг подразделения, веселый, понюхавший пороха сержант. Вдруг «юнкере». Они, недолго думая, – в воронку от снаряда. А бомбы все свистят над головой. Опомнившись от испуга, Нина кричит на ухо своему провожатому: «Давай пере беремся вон в ту яму, что впереди… она поглубже». «И не думайте, – ответил сержант. – Видите, что вокруг творится». А вокруг, в самом деле, кромешный ад, взрывы, дым, огонь, столбы земли, вой самолета. Однако, сама не зная почему, Нина продолжала настаивать. Ротный комсорг по-прежнему упорствовал. Тогда какой-то бес выбросил Иванцову из воронки. Она бросилась одна в ту так притягивающую к себе яму.

Но вот все утихло. Нина выбралась из укрытия, стряхнула с себя грязь, осмотрелась. И, против своей воли, дико вскрикнула от внезапной сердечной боли: в воронку, где остался сержант, угодила бомба… Прямое попадание.

Потом было общее наступление по освобождению Крыма. И Нине довелось второй раз форсировать Сиваш.

5 мая, после того как подошли резервы, начался штурм севастопольских укреплений. Бой шел за каждый метр. Кто думал из наших солдат, что уцелеет? А так хотелось им увидеть освобожденный Севастополь, гордость нашу и славу. 9 мая вместе с передовыми частями Нина Иванцова вошла в город. Собственно, это были одни развалины. Разрушенные дома и причалы, взорванные туннели и мосты, исковерканные снарядами берега, затонувшие корабли и баржи…

О штурме Севастополя Иванцова никогда не забывала, упоенно рассказывала о подвигах своих товарищей.

– С какими людьми встречалась! С ними бы по всей жизни рядом пройти… Взвод гвардии лейтенанта Кузьменко в невероятно тяжелых условиях построил шестовую линию связи через Сиваш. Как нужна была та линия командованию.

Бойцы понимали это. Потому самоотверженно шли на лишения и жертвы. А второй взвод!

Им командовал гвардии лейтенант Свириденко. Он совершил, казалось, невозможное: проложил связь вброд через Айгульское озеро… Все были героями. Потому и говорю о взводах.

– О себе расскажите, – просят, бывало, слушатели.

А что я? – Нина пожала плечами. – Была вместе со всеми… как комсорг иногда шла чуточку впереди, – смущенно улыбнулась. – Не сочтите за нескромность. Но иначе как поведешь за собой других? Участвовала ли в боях? А как же иначе! Отсиживаясь в землянке, долг свой не выполнишь, моральный дух бойцов не поднимешь, уважение иметь не будешь. Комсорг не может говорить о месте и поведении комсомольца в бою, призывать солдат к подвигу, а самому прятаться за их спинами. Такой «вожак» и часа не продержится в своей должности. Скажем, прихожу я в роту. Собираю комсомольцев, объявляю им приказ о предстоящем утром наступлении. Напоминаю о чести. Призываю выполнить свой долг до конца. А сама что, возвращаюсь в штаб? Нет, конечно. Остаюсь в подразделении и утром с ними иду в бой. Личный пример комсорга – самое действенное средство в поднятии нравственного духа молодых воинов. К тому же я – девушка. И какой же мужчина, идя рядом со мной навстречу опасности, не будет стараться выглядеть храбрым… Было ли страшно? Во время боя нет, как-то отключалась от всего, действовала подсознательно, по наитию. Зато потом… после боя… напереживаешься вволю…

После освобождения Севастополя Нину Иванцову повысили в звании и должности. Она стала лейтенантом, комсоргом с шестнадцатого отдельного Сивашского Краснознаменного полка связи. И снова бои… Теперь в составе 1-го Прибалтийского фронта. За 12 дней наступления войскам 51-й армии трижды салютовала Москва. За освобождение Елгавы, в числе других частей и соединений, 116-й полк связи был удостоен Почетного Красного знамени, а также почетного наименования Мтавский (Елгавский). Многие воины награждены орденами и медалями – Нина Иванцова удостоилась ордена Отечественной войны второй степени. Здесь, в Прибалтике, встретила она победу: разгромив курляндскую группировку противника, 51-я армия 9 мая овладела латвийским городом и портом Лиепая (Либава). Как долго шли! Сколько о ней мечтали! Как надеялись уцелеть! Надеялись… хотя каждый понимал: на фронте загадывать наперед не то, что на год или месяц, на час, даже на минуту нельзя. Повезло мало кому. Много погибло друзей-товарищей гвардии лейтенанта Нины Иван­овой. И ей подчас не верилось, что доживет до того радостного дня. Особенно во время тяжелых боев по ликвидации курляндской группировки противника, когда 51-я армия прижала к морю более 33 дивизий противника.

Во время одного из боев невдалеке от Иванцовой разорвался вражеский снаряд. Взрывная волна подбросила Нину вверх, крутанула, затем с силой ударила о землю. Она долго лежала неподвижно. Наконец встала, осмотрелась, отряхнулась. Нигде ни одной царапины. Только сильно болела голова. «Пройдет», – решила Нина и не обратилась за помощью даже в медсанбат. Произошло это на подступах к латвийскому городу и порту Лиепая (Либава), которым через несколько дней, а точнее 9 мая, овладела 51-я армия.

Победа! Что творилось! Гордые, счастливые лица однополчан. Ликующие крики «Ура!». Объятия, поцелуи, музыка, песни, разноцветные ракеты, стихийный салют из всех видов оружия – патронов не жалели. Не удержалась и Нина – она расстреляла всю обойму из своего «тэтэ». Солдаты качали друг друга, плакали от радости, танцевали.

А мимо в наш тыл плелись бесчисленные толпы битых гитлеровских вояк. Поникшие, испуганные, небритые, грязные, в истрепанном обмундировании, с низко опущенными головами и белыми флагами. Нина смотрела на них и вспоминала тех, что видела в сорок втором году. От былой спеси не осталось и следа. Советские солдаты вышибли из арийского воинства высокомерие. До чего же послушными и тихими стали вчерашние сверхчеловеки: колонну в шестьсот-семьсот пленных конвоировало всего два-три красноармейца. Многие пленные при встрече с советскими воинами старательно и подобострастно роняли: «Гитлер капут».

Нина Иванцова смотрела на этих вояк и тихо шептала: «Спи спокойно, Олежек. Я сдержала клятву, данную у твоей могилы…».

Ким Иванцов

У войны не женское лицо

И все-таки представить себе Великую Победу без колоссального вклада в нее тысяч и тысяч таких же девушек, какой была Нина Михайловна Иванцова, невозможно. И речь здесь идет не о количестве врагов, уничтоженных женскими руками. Само присутствие женщины всегда вдохновляло воина, солдата на подвиг. Вот поэтому в основе любого подвига и в первую очередь ратного проглядываются женские черты.

Давайте же сегодня, готовясь к празднованию 60-летия Великой Победы, воздадим им должное: живым – нашу заботу и внимание, погибшим и умершим – нашу память.

Анатолий Никитенко, музей «Молодая гвардия».

Никитенко А. Три клятвы Нины Иванцовой / Анатолий Никитенко // Ижица.– 2005.

 

 

Наверх