Дыхание Чернобыля

26 апреля исполняется 25 лет со дня аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Эта техногенно-экологическая катастрофа признана крупнейшей в истории современности.

Последствия ее ужасны: радиоактивному загрязнению подверглись более 100 тысяч квадратных метров территорий Украины, России и Белоруссии. От последствий аварии пострадало почти 5 миллионов человек, радионуклидами загрязнено свыше 5 тысяч городов и сел. По расчетам экспертов, суммарный выход радиоактивных материалов был равноценен последствиям взрывов 500 атомных бомб, сброшенных в 1945 году на Хиросиму.

Масштабы аварии в СССР поначалу замалчивали. Первое официальное сообщение по телевидению сделали лишь 28 апреля. К этому времени повышение радиационного фона уже зарегистрировали в Швеции – по изотопному составу радиоактивного облака специалисты определили, что катастрофа произошла на советской атомной станции.

На ликвидацию последствий были направлены более 600 тысяч военнослужащих и гражданского персонала. В первое время обещания достойно оценить самоотверженную работу каждого ликвидатора давались должностными лицами в неограниченном количестве и на всех уровнях. Ведь непредсказуемость обстановки на ЧАЭС диктовала необходимость привлечения все новых и новых добровольцев на работу, связанную с риском, а нередко и самопожертвованием. Недостатка в людях не было.

Одним из них был Сергей Войтков, начальник кузнечного участка цеха ремонта металлургического оборудования АМК. В декабре 1986-го он работал в этом же цехе кузнецом. Для него Чернобыль начался повесткой военкомата. Так как был военнообязанным, отказываться и не думал.

– Я офицер, получил «боевую повестку» – 180 суток обязан отдать Родине. Чернобыль, конечно, – пункт особый. Срок службы там определялся количеством выездов на станцию и полученной дозой облучения. Командировка Войткова продолжалась 70 суток. За это время он совершил 57 выездов на ЧАЭС. Окончив в свое время Куйбышевский индустриально-педагогический техникум по специальности «техник-технолог кузнечно-штамповочного производства» и одновременно получив воинскую специальность – «техник по ремонту и эксплуатации армейской автомобильной техники», в Алчевске был приписан к 143 мотострелковому полку.

…Случилось так, что времени на сборы у него практически не было. 15 декабря в 12.30 позвонили в цех и сообщили: в 16.00 должен быть в областном военкомате. В считанные часы оформил документы, справки, характеристики, собрал вещи и, попрощавшись с женой и маленькой дочкой, выехал в Луганск, а затем – в Белую Церковь. Непосредственно до места назначения доставили тентованными «Уралами». Тогда из города ежедневно отправляли сотни ликвидаторов – в основном это были мужчины 25-35 лет, так же как и Сергей, внезапно и спешно откомандированные через военкоматы на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. Так как Войтков ехал «по прямой замене», то, в отличие от многих, заранее знал, где и чем конкретно ему предстоит заниматься. Основной задачей заместителя командира по вооружению отдельного батальона спецзащиты Киевского полка гражданской обороны было сопровождение колонн автотранспорта с личным составом к месту проведения работ.

К тому времени, когда на станцию прибыл Сергей, об аварии уже многое было известно: центральное телевидение и СМИ информировали о событиях, происходящих в зоне отчуждения. Но одно дело – кадры хроники, и совсем другое – увидеть все самому. Тысячи людей, сотни единиц военной и спецтехники. Масштабами катастрофы он был поражен. Ужасное впечатление произвели разрушенные многотонные конструкции четвертого энергоблока.

Батальон Войткова базировался в 44-х километрах от Чернобыльской атомной, в специально построенном военном городке. Принимая батальонную технику, Сергей Васильевич крайне удивился тому, что из 69-ти единиц в исправном состоянии находились лишь 23, то есть «комплект», в общем, оставлял желать лучшего. Было очевидно, ранее автобусы, бензовозы, фургоны и грузовички не один десяток лет «трудились» на благо сельского хозяйства. Пришлось сразу заняться их восстановлением: в сутки ремонтировали по 4-6 машин.

Личный состав работал в две смены непосредственно на первом, втором и третьем энергоблоках. Занимались дегазацией и дезактивацией объектов, проще говоря, уборкой. Время нахождения на участках – от нескольких минут до нескольких часов. Самый опасный – «печка». Так называли крышу третьего реактора, где уровень радиации многократно превышал допустимые нормы. На крыше четвертого энергоблока тогда работала японская спецтехника – роботы. Но долго они не выдерживали, и сложнейшие задания, рискуя жизнью, выполняли люди…

Так как, привезя ликвидаторов на станцию, водители останавливали автобусы в непосредственной близости от саркофага и, ожидая смену, окончившую работу, простаивали там же по часу и более, «фонившие» машины после каждой поездки отправляли на пункты дезактивации. «Чтобы уменьшить уровень излучения», их тщательно мыли… водой. Понятно, что в борьбе с радиацией этот способ помогал слабо. Нельзя не сказать еще и о том, что на могильники отправляли только сильно зараженную технику. Случалось, из-за нехватки «чистого» транспорта невозможно было выехать за границу тридцатикилометровой зоны в полк.

Домой Войтков вернулся в феврале 87-го, после того как получил ожог верхних дыхательных путей, находясь на территории реактора.

Осенью 87-го повестку с просьбой в течение суток явиться в горвоенкомат получил и тогдашний проходчик Чернухинского шахтостроительного управления Анатолий Крамаренко, ныне котельщик ЦМК.

Как и многие его товарищи, не откликнуться на призыв не мог:

– Ехать никто не приказывал, не заставлял, но мы так воспитаны: если пришла беда, помогаем чем можем.

5 сентября 1987 года добровольцев из Луганской области спецсоставом отправили на Белую Церковь, оттуда – в районный центр Иванково, где расселили в расположении воинской части. Жили ликвидаторы в палатках по 20 человек. Каждое утро вместо зарядки тщательно вытрушивали одеяла. Заправляя постели, сверху накрывали их целлофаном.

Работали в турбинном зале третьего энергоблока химиками – дезактиваторами. Буквально сразу начались проблемы со здоровьем, но врачи успокаивали: так бывает у всех – акклиматизация. Ребята снимали линолеум с полов, мыли окна, которые особенно сильно «фонили», отбойными молотками откалывали бетон со стен, уменьшая таким образом уровень радиационного загрязнения объекта.

– Так что ничего героического, ничего особенного, все мы там просто делали одно дело, – говорит Анатолий Викторович.

Для выполнения такого рода работ ликвидаторов переодевали в солдатскую форму, пропитанную специальным химсоставом, выдавали ватно-марлевые повязки, резиновые рукавицы и сапоги. Смена длилась шесть часов с перерывами 45 минут каждый час. После смены всех отправляли на дезактивационные пункты, где дозиметристы фиксировали уровень полученных в этот день рентген. Набрал максимально допустимую дозу – можешь ехать домой. Командировка Анатолия Крамаренко закончилась через месяц, за это время он выезжал на станцию 22 раза.

Особое впечатление произвела Припять, где пришлось отработать несколько смен:

– На первый взгляд – обычный город: многоэтажки со шторками на окнах, газоны с цветами, детские площадки. Но когда пришло понимание того, что там никого нет, что там никто не живет, стало по-настоящему жутко.

Лариса Закирова

Закирова Л. Дыхание Чернобыля / Лариса Закирова // За металл. – 2011. – 21 апреля. – С. 1, 2.