Зона правды и совести 2

Александр Стрелец, работник кислородного цеха АМК, был в числе ликвидаторов Чернобыльской катастрофы. На место аварии он попал по призыву военкомата в 1988 году.

– Попал в роту химиков, в 25-ю бригаду, – вспоминает Александр. – Жили мы в селе Ораное Иванковского района. Поселились в палатках по 25 человек. Днем, когда уходили на работу, кровати обтягивали целлофаном. Каждые двое суток дозиметристы проводили контрольные замеры, и если уровень радиации был выше допустимой нормы, выбивали и вытряхивали матрацы и подушки.

А. Стрелец крайний слева

Кормили не очень… «Красная рыба» – килька в томате, маринованная картошка, с ней даже борщ и суп варили. Такое питание нельзя назвать усиленным. Воду для пищи мы набирали в скважинах, а для питья нам привозили бутилированную. Говорили, так безопаснее.

Ежедневно работали на станции. При въезде в 30-километровую зону в поселке Дитятки измеряли степень заражения, а дальше, уже в поселке Лелёв, пересаживались в специально маркированные, зараженные машины. На них мы ехали к АЭС, где получали дневные задания. Там же нам выдавали белую одежду и перчатки – это была защита от радиации.

Работать пришлось в основном на третьем энергоблоке. Там проводили дезактивацию служебных помещений, очищали и дерновали территорию. Для этого блоки чистого грунта укладывали на зараженную радиацией землю. Нам поручали выполнял, разные работы – вырубывать погибший лес, рыть траншеи, разбирать дома, а также высаживать молодые лиственные деревья. С нами рядом постоянно находился дозиметрист-инструктор. Его задача – следить за уровнем радиации и в случае опасности прекращал, работы.

Трудно было смириться с тем, что жарким летом, при обилии фруктов, есть их было нельзя. А так хотелось ягод, и ликвидаторы с трудом преодолевали желание их съесть. Незримая опасность – радиация. В сознании многих не укладывалось, что ее нужно опасаться.

Для охлаждения реактора воду брали из реки Припять. Ежедневно машины дезактивировали грунтовые дороги, поливая их специальным раствором. Асфальтовые дороги мыли водой.

В сознании людей сохранилась прекрасная природа того края – леса, река, луга и цветочные поляны, но все теперь таило в себе опасность.

– Даже техника не выдерживала высоких доз радиации: японские машины заклинивало, в могильник посылали роботов, которые снимали зараженные отходы, – рассказывает Александр Васильевич. – А наши люди выдерживали такие нагрузки, чаще всего не задумываясь о последствиях. Они работали в опасной зоне посменно: те, кто «хватил» максимально допустимую дозу радиации, отравлялись домой, на их место приезжали другие. Я получил максимальную дозу 4,5 грей и через 89 дней вернулся домой.

Полковник милиции Александр Федотов в дни, когда произошла Чернобыльская катастрофа, находился в Киеве. Он был курсантом высших политических курсов МВД СССР и стал свидетелем событий, которые происходили в столице Украины в те дни.

Главная цель тогдашней власти – не сеять панику – привела к тому, что первые дни после взрыва жители Киева ничего не знали о беде, которая нависла над Украиной. Жизнь шла по накатанной колее, и 27 апреля на республиканском стадионе проходил футбольный матч «Динамо» (Киев) – «Спартак» (Млсква).

– Я – заядлый болельщик «Динамо», – говорит Александр Лукич. – Пропустить такую игру для меня было бы трагедией, в числе тысяч поклонников футбола с трибуны следил за игрой. И вот там, среди болельщиков, прошел первый слух о каком-то взрыве на атомной станции неподалеку от Киева. Точно никто ничего не знал. Но на трибуне почетных гостей не было первого секретаря ЦК Компартии Украины В. Щербицкого, а он редко пропускал игры «Динамо». Его отсутствие вызывало тревожные мысли.

После футбольного матча, вечером 27 апреля нам, курсантам, сообщили о трагедии и все слушатели высших курсов МВД стали готовиться к выезду в зону аварии.

Но в Чернобыль тогда нам не суждено было попасть. Начальник школы МВД генерал милиции Шкуро выдвинул убедительные аргументы против отправки курсантов в Чернобыль. Неизвестно, что стало решающим доводом, но в город Припять нас так и не отправили.

Население Киева узнало об аварии лишь 3 мая, когда информация о ней, наконец, появилась в СМИ. До этого в столице проводилось массовое мероприятия, в которых учавствовало огромное количество людей. 1 Мая состоялась традиционная демонстрация, на нее вышли как взрослые, так и дети. 2 Мая прошла велогонка мира и люди, не зная о техногенной катастрофе, без опасений прогуливались по улицам и площадям весеннего Киева.

А когда средства массовой информации сообщили о чернобыльской трагедии, началась паника. На авто и железнодорожных вокзалах скопилось огромное количество людей, желающих как можно быстрее уехать подальше от зоны бедствия. Длинные вереницы автобусов и поездов вывозили киевлян, в основном стариков и детей, из города в разных направлениях. К середине мая Киев опустел.

Слушатели школы МВД охраняли в те дни общественный порядок в городе и на вокзалах, а также в районнах Киевской области. Это была очень важная и нужная работа. В числе курсантов, следивших за порядком, – Александр Федотов.

В апреле 1989-го он все-таки попал в Чернобыль в числе четырех работников Стахановского горотдела милиции. В его обязанности входила организация идеологической работы среди работников МВД, поднятие их боевого духа. Базировалась часть в поселке Зорино Ивановского района.

«Давило» на психику все, что окружало: опустевшие села и поселки, город – красавец Припять, где зияли пустыми окнами дома, тревожно смотрелись забитые досками двери, сиротливо выглядели заросшие сорняками сады и огороды. Жутко было видеть стаи одичавших домашних животных, носившихся по безлюдным улицам в поисках хозяев.

– Нам приказано было строго следить за тем, чтобы в зоне радиоактивного загрязнения не селились люди, – рассказывает Александр Лукич. – Странно и непонятно было для нас, что около тысячи «самоселов» – так называли тех, кто вернулся в родные места еще в 1986 году, – так и не смогли убедить уехать из опасной зоны. Среди них преимущество составляли старики, которые прикепели душой к родным местам и не мыслили себе другой жизни.

Однажды мы обнаружили в районе границы с Белоруссией пятьдесят человек, которые «общаться» с милицией вышли с вилами и косами. Их невозможно было убедить уйти с зараженной радиацией земли.

Удивляла и вызывала уважение высокая степень самоорганизации «самоселов». На всю жизнь мне запомнился дед Филарет, воплощение силы духа и мужества: до аварии он был председателем сельсовета, после – председателем колхоза, судьей, милиционером все в одном лице. Жизнь в зоне отчуждения шла, как положено – пахали, сеяли, растили. Тут пригодился школьный учебный трактор, который отремонтировали своими руками.

Один из ярких эпизодов пребывания в Припяти – поездка к сакркофагу с семьей Ходемчука, работника ЧАЭС, погибшего в первые минуты аварии. Он упал во время взрыва в разрушенный реактор, и это место стало его могилой, достать тело так и не смогли. Ежегодно родные приезжают в годовщину его гибели к саркофагу.

Александр Лукич Федотов считает, что каждый житель Украины должен помнить о случившейся трагедии. Нельзя забывать прошлое, чтобы не обрекать себя на повторение ошибок.

Михаил Мельников был призван в армию (тогда еще Советскую) после окончания Коммунарского индустриального техникума. Служить ему довелось в Чернигове, в железнодорожных войсках. Солдатам часто приходилось выезжать в командировки. Как вспоминает Михаил, военнослужащие в/ч № 92422 побывал в разных регионах Советского Союза, в основном им приходилось устанавливать понтонные переправы.

В конце июля 1986 года солдат в очередной раз погрузили в поезд и отправили в путь. Прибыли днем в Киев, здесь их рассадили по автобусам, и колонна выехала из столицы Украины в неизвестном направлении. Да никто особо не интересовался, куда едут: все были молодыми, беззаботными.

Пункт назначения – станция Вильча, близ Чернобыля – стал полнейшей неожиданностью. Это место находится в 25 км от реактора. Но приказ был отдан, и наутро все пошли на АЭС.

– На станции мы прокладывали железнодорожную колею, по которой из здания АЭС должны были вывозить радиационные обломки, – вспоминает Михаил Семенович. – в самом начале ликвидационных работ их вывозили машинами, позднее решили использовать железнодорожный транспорт. Вот и привлекли нас к строительству новой линии.

Из-за высокого уровня радиации работать мы должны были не более 15 минут. Каждому ликвидатору выдавали специальную одежду и головные уборы, напоминающие скафандры. По окончании работ мы обязаны были «грязную» одежду с себя сбрасывать, принимать душ и одевать чистую, не зараженную радиацией. Но, не смотря на все меры безопасности, все же получали приличные дозы радиации.

Жили в палатках, где размещались по 30 человек. Командиры запрещали находиться на улице, солдаты буквально считанные минуты проводили на открытом воздухе.

Михаил Мельников уехал из Чернобыльской зоны в начале октября, в ноябре срок его службы завершился. Он вернулся домой, пошел работать на металлургический комбинат. И сразу же начались проблемы со здоровьем. Прошло 25 лет, но за эти годы состояние его не улучшилось, скорее, наоборот. А многие из сослуживцев ушли в мир иной, так и не получив обещанных ликвидаторам льгот и привилегий.

Михаил Мельников сейчас возглавляет общественную организацию «Союз «Чернобыль» на Алчевском металлургическом комбинате. Он с болью говорит о том, что с каждым годом число ликвидаторов уменьшается. Сейчас на предприятии трудятся 87 чернобыльцев, только за истекший год умерло 5 участников ликвидации аварии на ЧАЭС. На учете по инвалидности в городском «Союз «Чернобыль» состоит 42 бывших работника ОАО «АМК».

После того, как Советский Союз распался, никаких льгот, что были обещаны, ликвидаторы не получили. Лечение, оздоровление они должны оплачивать сами. На оздоровление участников ликвидации аварии на ЧАЭС 2-й категории положено выплачивать 5 минимальных окладов, а платят 100 грн. один раз в год. Доплата на питание чернобыльцы получают 136 грн. ежемесячно. Что можно купит на эти деньги?

Материалы страницы

подготовила Валентина Логвиненко

Логвиненко В. Зона правды и совести / Валентина Логвиненко // Огни. – 2011. – 20 апреля. – С.4.