Неизвестное об Алчевских и неизвестные Алчевские

(К 110-летию со дня гибели А. К. Алчевского)

7 мая 1901 года оборвалась жизнь Алексея Кирилловича Алчевского. Как известно из многих публикаций, он бросился под поезд на Варшавском вокзале в Петербурге, не получив желаемой помощи от царя. Прошло 110 лет, которые так и не прояснили обстоятельств его смерти. Мы не знаем, были ли свидетели тех событий. Ведь погиб Алчевский не на глазах у вокзальной публики, а в одной версте от станции. Как он оказался здесь, бросился ли правда под поезд, или ему «помогли» это сделать, а может быть, просто стало плохо с сердцем, никто объяснить не может. Не проводили и графологическую экспертизу его предсмертных писем сыну Григорию и служащему Земельного банка А. Л. Гродецкому. Мне не хотелось бы сгущать краски, но и ставить точку в этом вопросе, кажется, рано. По многим примерам нашей сегодняшней жизни, можно сделать выводы, что конкурентов и неугодных людей принято убирать вдали от дома, когда они находятся на отдыхе или в служебной поездке, и за дальностью расстояния трудно установить истину. Ситуация с Алчевским очень похожа…

По материалам газетных публикаций того времени, Алексей Кириллович жил в Европейской гостинице, где постоянно останавливался последние 14 лет, приезжая в Петербург. Вот что писали «Биржевые ведомости» 10 мая 1901 года: «В день смерти, 7 мая, до двух часов он был дома и ничто не давало поводов думать о таком печальном конце. В обычное время завтракал, просматривал газеты и в третьем часу вышел из дома с портфелем в руках. Около 4-х часов дня Алчевский приехал на вокзал Варшавской железной дороги. Он зашел в буфет, затем вышел на платформу и около двух часов прогуливался здесь взад и вперед. Затем он как будто сошел с неё и отправился по путям станции. И здесь, приблизительно на одной версте от станции, он попал под дачный поезд № 39, шедший из Гатчины в Петербург.

Поезд был моментально остановлен, и Алчевский был освобожден из-под колес. У несчастного оказались отрезаны обе ноги. Пострадавший был тотчас отправлен в Александровскую больницу, где в 8-м часу вечера, не приходя в сознание, скончался. По другой версии, несчастье произошло невдалеке от Гатчины, и обстоятельства, указывающие на возможность предполагать что-либо, кроме несчастной случайности, не обнаружено».

По сообщению других газет, («Харьковский листок» №385, 9 мая 1901 года), он умер в 11 часов вечера. А вот что писали 8 мая 1901 года в газете «Новости дня»: «Сегодня на Балтийской дороге был найден раздавленным директор Харьковского земельного банка Алчевский…»

Как видим, даже в первые дни после гибели Алчевского не были ясны обстоятельства его смерти. Из того, что известно, следует, что Алчевский кого-то ждал, прогуливаясь два часа по платформе. Встретил ли он этого человека, один или с ним оказался в версте от станции, или он должен был приехать тем самым поездом из Гатчины, где в Царском Селе находилась загородная резиденция Николая II. Нет объяснений и тому, где были найдены письма, при нем или он успел их отправить, (в газетах о них не упоминается). И куда исчез портфель… по-видимому, с документами? О нем вообще нет сведений.

В тот же день, 8 мая, «Новости дня» сообщали: «Сегодняшняя биржа началась при очень крепком настроении, но затем пришло известие о смерти Алчевского, который утром попал под поезд железной дороги. В виду того, что Алчевский занимал очень видное положение в промышленном мире, весть о его смерти вызвала всеобщее понижение бумаг. Всего боле отразилось это известие на донецко-юрьевских акциях, которые упали до 130».

Как известно, упавшие в цене акции скупили братья Рябушинские, они же инициировали судебный процесс над бывшими членами Земельного банка и прибрали его к рукам. И все же честное имя Алчевского было восстановлено. Но, исходя из этого и других обстоятельств этого темного дела, у него не было оснований кончать свою жизнь самоубийством.

К этому можно добавить, что Алексей Кириллович не был погребен за пределами городского кладбища, как было принято хоронить самоубийц. Значит, уверенности в его добровольном уходе из жизни не было у близких и современников Алчевского.

* * *

Лет 15 тому назад, собирая материал об Алчевских в Крыму, я увидел в домашнем альбоме одной из сотрудниц Ялтинского краеведческого музея групповой снимок, на котором рядом с её дедом, настоятелем Александро-Невского храма в Ялте, который дружил с Войно-Ясенецким, стояла хрупкая старушка. Из надписи на обороте следовало, что это… Алчевская. Кем она приходилась основателю нашего города и состояла ли с ним в родстве, я определить так и не смог. Это не единственная загадка, с которой пришлось столкнуться на пути поисков. Не ясно, кому из Алчевских принадлежал участок земли в районе Ореанды, где было имение Николая II. Также неизвестно, состоял ли в родстве с Алексеем Кирилловичем Алчевским профессор Харьковского императорского университета биолог Д. Алчевский, особняк которого в Харькове, построенный архитектором Бекетовым в мавританском стиле, где размещается Украинско-Британский колледж, находится недалеко от дома известного промышленника и банкира. Не ясно… Впрочем, о некоторых фактах, связанных с фамилией Алчевских, я и расскажу в этой статье.

На империале конки

Интересные сведения об Алчевских встречаются в воспоминаниях С. Я. Маршака. Вот только Алчевские эти мне неизвестны. Он рассказывал, что как-то в начале 1900-х годов, в пору его юности в Петербурге, на империале конки, который шутливо называли в те времена «верхотурой», его соседом оказался рослый и худощавый гимназист. Они разговорились и за полчаса своего путешествия успели даже подружиться. Новый знакомый, которого звали Володя Алчевский, произвел на Самуила Яковлевича впечатление вполне взрослого, положительного и думающего человека. Держался он просто и «ни в малейшей степени не пытался казаться старше своих лет». Он рассказал, что больше всего на свете интересуется ботаникой и уже твердо решил пойти на естественный факультет университета. На прощанье посоветовал ему непременно прочесть книгу Тимирязева «Жизнь растений», дал свой адрес и, уже спускаясь по крутой железной лесенке, крикнул: «Обязательно приходите!»

В первое же воскресенье Маршак отправился к нему в гости, на Выборгскую сторону, в один из корпусов Военно-медицинской академии. Он с трудом нашел квартиру Алчевских среди многочисленных флигелей, в которых помещались клиника и лаборатории, и уже из передней услышал громкие молодые голоса и смех.

– У вас гости? – смущенно спросил он у своего приятеля, отворившего ему дверь.

– Да нет, все свои, – успокоительно ответил Володя.

– А что шумно очень?

– Это у нас всегда так. Заходите, не стесняйтесь!

Самуил Яковлевич переступил порог и оказался в большой, низкой комнате со старинными окнами в глубоких проемах. На столе кипел самовар, а за столом сидела целая компания молодых людей, на первый взгляд очень похожих друг на друга. Чай разливала пожилая женщина, сидевшая в кресле на колесах, а напротив нее читал газету сухощавый, сутуловатый, почти седой человек в старенькой военной тужурке без погон. С первой же минуты его встретили здесь как доброго, старого знакомого. Навстречу, одна за другой, протянулось из-за стола несколько рук. Его приятель Володя был в этой семье самым младшим.

«Все его братья, – писал Маршак, – были уже студентами: один – медик последнего курса с двумя косыми серебряными полосами на погонах, двое универсантов в серых куртках с темно-синими петлицами и двумя рядами золоченых пуговиц, четвертый – «лесник» с блестящими вензелями на темно-зеленых бархатных погончиках. Никогда в жизни я еще не видел за одним столом так много студентов. И даже их родители держались как-то по-студенчески, очевидно, сохраняя привычки той поры, когда отец был таким же студентом медиком, как его старший сын, а мать, прикованная теперь болезнью к своему глубокому креслу, бегала на курсы, стриженая, в накинутом на плечи клетчатом пледе. В этот день вся семья была в сборе. За столом сидели долго, курили, шутили, спорили о политике, о статьях в последнем номере научного журнала, В спорах на равных со всеми правах участвовал и Володя. Но, пожалуй, самым горячим спорщиком был здесь отец, ничуть не обижавшийся, если его на полуслове перебивали сыновья. Только впоследствии я узнал, что этот седоватый человек – один из самых популярных в студенческой среде преподавателей, любимец молодежи, ее неизменный друг и защитник. Говорили, что в молодости он был так похож всем своим внешним обликом на Виссариона Белинского, что даже позировал художнику для известной картины, изображающей больного Белинского в минуту, когда за порогом его комнаты появляется усатый жандарм. С того времени, как была написана эта картина, отец моего приятеля успел порядком измениться. Но и сейчас еще, если только он бывал чем-нибудь задет за живое, тронут или возмущен, в его впалых щеках и утомленных, будто через силу поднятых веках можно было уловить это почти утерянное сходство».

После этого первого знакомства он не раз бывал в доме у Алчевских. «Приходил я не только к Володе, а именно «в дом», – вспоминал Маршак, – потому что меня с одинаковым радушием встречали здесь и отец, и мать, и братья-студенты, такие решительные и резкие в своих суждениях, но, в сущности, очень простые и славные парни».

Здесь он впервые узнал о газете «Искра», издававшейся тогда за границей, и что слово «литература» не всегда означает легальное издание.

Остается только гадать, кем приходились эти Алчевские известному промышленнику и банкиру. Состоял ли он с ними в родстве, пусть и дальнем, поддерживал ли отношения или это всего лишь однофамильцы? Хотя фамилия это достаточно редкая и верится в это с трудом. И не был ли старый профессор, похожий в молодости на Белинского, тем самым биологом Д. Алчевским, дом которого сохранился в Харькове?

Исповедь гувернантки

А вот еще одна, не менее загадочная, история, только не в далеком Петербурге, а в родном Алчевске. Правда, названия такого тогда еще не было. Имя основателя города носила лишь станция, а рядом был поселок завода ДЮМО, и в отдалении старое волостное село Васильевка. Здесь, возле церкви, находилась экономия Алчевского, о которой вспоминает К. Е. Ворошилов. Но, оказывается, был еще один дом, связанный с этой известной фамилией.

Эту историю поведала мне Людмила Зосимовна Зуевская. Она помнила много интересных фактов из прошлого нашего города, а однажды поделилась со мной тем, что узнала от своей знакомой Валентины Степановны Луниной (в девичестве Брюсовой), 1935 года рождения. Она рассказывала, что её мама, Василиса Филипповна Брюсова (Редикина), 1901 года рождения, еще в 1916 году, будучи пятнадцатилетней девушкой, работала домработницей (горничной) в семье… Алчевских. Она же помогала бонне, (гувернантке француженке), ухаживать за детьми. Но… дом Алчевских, о котором говорила Василиса Филипповна, находился не возле церкви, а на улице 1 Мая, там, где позже размещался кинотеатр имени Куйбышева, банк, милиция и… НКВД. Здание это сохранилось. На первом этаже, по её словам, были склады, а на втором жилые помещения, которые занимали «братья Алчевские». За ним, во дворе, находился дом, где жили их родители. Он также уцелел, но в полуразрушенном виде. Боковой стороной это здание выходит на улицу Богучарского (№ 7-а).

Василиса Филипповна рассказывала, что однажды мыла окна в доме Алчевских (а мыли их тогда мылом) и, поскользнувшись, упала внутрь комнаты. Она сильно ушиблась, долго после этого болела и у Алчевских больше не работала. Окно, с которого она упала, находилось посредине на втором этаже.

Более того, Валентина Степановна говорила, что, кажется, по словам мамы, эти Алчевские… жили в городе и после войны, в 1948-49 годах. Но в этой части воспоминаний она до конца не уверена.

Но о каких Алчевских вспоминала Василиса Филипповна? Ведь известно, что никто из семьи Алексея Кирилловича не был после его смерти связан с нашим городом. За исключением старшего сына Дмитрия, который еще какое-то время вел дела с заводом. В бухгалтерских книгах и других документах ДЮМО, которые хранятся в Луганском архиве, встречаются его подписи. Но у Дмитрия не было сыновей, а только две дочери. Да и сам он не мог жить здесь с «родителями» в 1916 году. Ведь отец его к тому времени уже погиб.

Невольно приходят в голову воспоминания Маршака о семье Алчевских. Но и знакомые ему братья Алчевские вряд ли могли быть жителями этого дома. Ведь рассказ Самуила Яковлевича относится к 1902-1904 годам, когда он учился в гимназии в Петербурге. Уже в то время их отец был в солидном возрасте. А мать передвигалась только в кресле-каталке. Хотя исключать это нельзя, ведь сведения, полученные Валентиной Степановной от своей матери, очень расплывчатые.

Боясь репрессий, Василиса Филипповна долго молчала о том, что работала в семье Алчевских. В тридцатые годы репрессировали её мужа Степана Ивановича Брюсова, члена партии с безупречным трудовым прошлым, а её с четырьмя детьми выгнали из квартиры. Она тяжело пережила то время, и у неё всю жизнь был страх перед будущим. Лишь только после войны она рассказала об этом младшей дочери, которой было тогда 10 лет. И еще раз в 1952 году, на её семнадцатилетие. И каждый раз строго-настрого предупреждала её молчать об этом и никому никогда не говорить. И только теперь, через много лет, Валентина Степановна поделилась семейными воспоминаниями с Людмилой Зосимовной Зуевской.

Заинтересовавшись этой историей, Людмила Зосимовна написала письмо правнуку А. К. Алчевского Федору Семеновичу Рофе-Бекетову, надеясь, что он поможет разрешить эту загадку. Но и для него это оказалось сложно. Он писал, что после разорения и гибели в 1901 году Алексея Кирилловича Алчевского «никто из этой семьи в Алчевске не проживал» и что «ни о каких других Алчевских из этого города» сведений не имеет.

Но Федор Семенович мог и не обладать полной информацией и не знать о всех родственниках Алчевского.

И все же нет оснований не верить воспоминаниям Василисы Филипповны лишь только потому, что не найдено им подтверждение. Возможно, что какие-то родственники, по линии отца или брата Алексея Кирилловича, на самом деле жили в Алчевске, но об этом «умалчивает история». Может быть, со временем, новые поиски внесут в это ясность. Оставим эту загадку следующему поколению исследователей.

Блаженны чистые сердцем

Как-то у меня дома раздался телефонный звонок из Сум, города, где родился Алексей Кириллович Алчевский и с которым связана часть его жизни. Звонил главный архитектор Сум, как оказалось, мой старый знакомый, Владимир Быков. Он родом из Алчевска, где прошла его юность. Уже после армии и окончания в 1984 году архитектурного отделения Полтавского строительного института он оказался в Сумах, где работал в области строительства и архитектуры в городе и области. Потом была аспирантура на кафедре проектирования и обучение в Академии государственного управления при Президенте Украины. Владимир Борисович – член-корреспондент Украинской Академии архитектуры, член-корреспондент Академии строительства Украины, лауреат двух государственных премий. Он награжден орденами и знаками отличия христианской православной церкви за работы в области восстановления архитектурных памятников.

Встречались мы с ним еще в далекие 70-е годы. Он напомнил, что бывал у меня дома, приносил показывать свои рисунки, и что я, по его словам, чуть ли не дал ему «путевку в жизнь».

В Алчевске, после смерти отца, он не был много лет. Но не забывал родной город. В прошлом году приезжал и встречался с Городским головой, обсуждая судьбу проспекта, жемчужины города. Он предлагал придать ему статус памятника архитектуры, поскольку такого уникального комплекса нет нигде в Украине, и таким образом найти средства на его реставрацию. Встреча эта не была последней. Он собирался приехать в ближайшее время и вернуться к этому разговору.

Но меня этот звонок заинтересовал не только воспоминаниями прошлого. Мне давно хотелось больше узнать о периоде жизни Алчевского в Сумах, судьбе его брата Николая Кирилловича и его потомков. Хотя я и писал когда-то об этом, но пользовался только архивными документами, а в самом городе не был. Владимир Борисович обещал мне помочь и вскоре прислал по электронной почте известные ему сведения, публикации и фотографии по этой теме. К тому же, сообщил, что в Сумах собираются ставить памятник Алексею Кирилловичу Алчевскому. Известный промышленник и банкир, отлитый в бронзе, будет сидеть в кресле, как на фотографии А. К. Федецкого, возле одного из центральных банков.

Владимир Быков рассказал, что в Сумах сохранилась могила старшего брата Алчевского, Николая Кирилловича, который умер в1889 году, в возрасте 56 лет, и его жены Елены Ивановны Алчевской. На памятнике, кроме сведений об умерших, лаконичная надпись из Евангелия от Матвея: «Блаженны чистые сердцем, яко те Бога узрят».

Николай Кириллович родился в 1833 году. В браке с Еленой Ивановной у него было четверо детей – Борис (1863-1871), Иоанн (1867), Георгий (1868– 1871) и Мария. Как видите, двое из них, Борис и Георгий, умерли еще в детстве (от скарлатины). Так что предполагаемыми «братьями Алчевскими», которые по воспоминаниям Василисы Филипповны Брюсовой жили в 1916 году в нашем городе, могли быть только дети Иоанна (Ивана Николаевича) Алчевского. После смерти отца, в 1889 году, он мог находиться под опекой своего дяди, Алексея Кирилловича и каким-то образом оказаться в нашем городе. Но сам я в это не очень верю. Ведь и в Сумах у него, наверное, было много дел. Хотя в этом городе о нем и его потомках ничего неизвестно.

Николай Кириллович Алчевский «принимал активное участие в политической и экономической жизни города Сум, проводил серьезную культурно-просветительскую работу». Он был гласным Харьковского губернского и Сумского уездного земства (в 1868 – 1877 годах), членом Сумской земской управы, с 1874 по 1877 год её председателем, а также опекуном земских школ. Кроме того, он был агентом Харьковского земельного банка в Сумах, созданного Алексеем Кирилловичем Алчевским в Харькове в 1871 году.

Вместе с братом Николай Кириллович поддерживал материально Харьковское общество распространения грамотности среди народа. Они стали инициаторами создания Комитета этого общества в Сумах. И 31 октября 1882 года Комитет открыл в Сумах женскую воскресную школу. Все учебные пособия выдавались здесь бесплатно, существовала библиотека, в которой на время открытия было 300 книг. В 1897 году в школе училось 190 учениц, а в 1901 уже 286, работали 4 законоучителя, 22 преподавателя и был один врач. В 1900году при библиотеке создали музей учебных пособий, в котором было представлено 400 иллюстраций по русской истории и географии, 44 чучела птиц и зверей, коллекция бабочек, альбомы по географии, разборные анатомические модели и т.д. Позже на базе этого музея был создан отдельный музей природы. Но после революции экспонаты были утрачены. Их остатки находятся сегодня в кабинете естественного факультета Сумского пединститута и в городском краеведческом музее.

В 1882 году, по инициативе Николая Кирилловича Алчевского, в Сумах была открыта мужская начальная воскресная школа. Просуществовала она три года. Но в 1905 году была возобновлена и существовала до революции, сначала на средства А. К. Алчевского, потом его племянницы Марии Николаевны, которая была крестницей директора Сумского городского общественного банка Н. И. Скубенко.

В 1892 году при содействии Марии Николаевны (уже после смерти её отца), в Сумах была открыта городская публичная библиотека с читальным залом, доступная всем желающим. До 1915 года библиотека регулярно получала периодические издания из России, Австро-Венгрии, Германии и Франции.

Напомню, что сам Алексей Кириллович Алчевский получил лишь начальное образование в двухклассной школе. Его отец Кирилл Федорович Алчевский, купец 3 гильдии, владел в Сумах небольшой бакалейной лавкой, по другим сведениям (в 1851 г.) содержал гостиницу «в 1 части г. Сум». Он был старостой Покровского храма (с 1835 по 1857 год), и, видимо, после пожара 1839 года дела его пришли в упадок. Он спас тогда церковное добро, вынес из горящего храма, но сгорел его дом и все имущество. Возможно, поэтому он не смог дать младшему сыну Алексею достойного образования. Лишь только старший, Николай, закончил университет. В то же время известно, что на восстановление храма после пожара Кирилл Федорович Алчевский потратил огромную по тем временам сумму 5206 рублей серебром (по другим сведениям, 4906). Это было самое значительное пожертвование за всю историю существования церкви.

Покровский храм, уникальный памятник архитектуры XVIII века, был полностью разрушен в 1930-е годы. В последнее время идут разговоры о его восстановлении. Уже расчищен древний фундамент и подготовлен проект его возрождения по старым фотографиям и чертежам.

После смерти Николая Кирилловича Алчевского, 23 февраля 1889 года, проходило заседание городской Думы, на которой было принято решение увековечить память о нем установкой памятника. Но за недостатком средств это не было сделано.

Памятник в Сумах собирались поставить и Алексею Кирилловичу Алчевскому. Вскоре после его гибели, 30 мая 1901 года, на заседании городской Думы был вынесен вопрос об увековечении памяти А. К. Алчевского. Но решение так и не приняли, «за неимением надлежащих сведений о деятельности г. Алчевского». Объяснить это можно началом судебного процесса против бывших членов Харьковского Земельного банка, что надолго опорочило честное имя известного промышленника и банкира. Так что решение об установке памятников А. К. Алчевскому в нашем городе, Харькове и Сумах – это не дань времени, а историческая справедливость.

Пройду по Абрикосовой

Сверну на Виноградную и на… Алчевской улице я постою в тени. Помнится, что переулок или улица, носившая имя Алчевского, была в нашем городе, но, кажется, от неё ничего не сохранилось. И все же пройти по Алчевской улице вы можете… в далеком Челябинске, куда во время войны эвакуировали наш завод. В память об этом и получила такое название одна из улиц города на Урале. Расположена она в Металлургическом районе и проходит от улицы Гастелло до улицы Румянцева.

На сайте города я с интересом прочел: «В названиях улиц района запечатлена память о героических военных годах. Улицы Алчевская, Липецкая, Электростальская, Краснооктябрьская имеют прямое отношение к истории создания Челябинского металлургического комбината: из оборудования Алчевского и Липецкого заводов, подмосковной «Электростали», сталинградского «Красного Октября» были укомплектованы первые цеха комбината».

Правда, не смог я выяснить, когда улица получила такое название – сразу после войны или совсем недавно. Пережила ли она многочисленные переименования, как наш город, или её минула эта судьба.

Артист оперетты

Народный артист РСФСР Василий Иванович Алчевский (1904-1975), много лет выступавший в Московском театре оперетты, начинал работать на сцене в далекие 20-е годы. Он вспоминал: «Пожалуй, ещё в раннем детстве у меня появилась тяга к театру, вернее, к цирку. Помню, как после представления я начинал жонглировать палками, кувыркался и балансировал на заборе. И в результате – разбитый нос, разорванная одежда и неприятности дома. Вот так началось моё обучение мастерству».

Рамки статьи не позволяют мне рассказать биографию актера, который родился в Ростове на Дону, где и начиналась его артистическая деятельность. Настоящая фамилия Василия Ивановича – Чередниченко.

Многие артисты оставили о нем воспоминания, называя великолепным комедийным актером. Вот что писала Татьяна Ивановна Шмыга: «С Василием Ивановичем мы играли вместе в «Белой акации» Дунаевского, в «Поцелуе Чаниты» Милютина, в других спектаклях. В «Акации» Алчевский был неподражаем в роли одесского прохиндея, блатмейстера Яшки-Наконечникова, Яшки-Буксира. Без преувеличения, это была его коронная роль в то время, сделавшая его имя ещё более популярным. А каким комичным, гротесковым он был в «Чаните», когда играл сыщика Кавалькадоса! Мне посчастливилось играть с ним в течение многих лет».

И ни слова о фамилии актера, которая была достаточно известна. Ведь это не могло не вызывать вопросов у современников Василия Ивановича Алчевского и его близких. Можно только предполагать, почему он взял себе такой псевдоним. Потому ли, что звезда оперного певца Ивана Алчевского закатилась еще на его памяти, или он каким-то образом был знаком с ним или семьей Алчевских. А может быть, здесь кроется какая-то тайна, которую еще предстоит разгадать.

Фотограф Двора

Трудно представить, что 20 лет назад, когда стали появляться мои первые публикации об Алчевских, жители нашего города не знали, как выглядит его основатель. Точнее, они принимали за него совсем другого человека. Заблуждение это возникло по вине… Христины Даниловны Алчевской. В своей книге «Передуманное и пережитое» она поместила фотографию, где изображена с мужем, братьями, отцом и неизвестной нам женщиной, которую подписала просто – «Семейная группа». Наверное, у неё были для этого основания. Она не любила своего отца и решила не уточнять, кто изображен на снимке, думая, что и так узнают её и Алексея Кирилловича Алчевского. Но за него приняли человека, сидящего в центре, а это и был ненавистный ей деспот Данила Журавлев. Ему и могли по ошибке поставить памятник, если бы летом 1993 года я не встретился в Алуште с Федором Семеновичем Рофе-Бекетовым. Тогда он и передал мне копию фотопортрета А. К. Алчевского, который хранился у него в семье. Эта фотография известного Харьковского фотографа Альфреда Федецкого (1857-1902) и послужила основой для памятника.

В феврале 2008 года в Харьковском художественном музее проходила выставка, приуроченная к 150-летию со дня его рождения. На ней, кроме других снимков, была и фотография Алчевского, сидящего на террасе своего дома. С неё нарисован и портрет Алексея Кирилловича неизвестным мне сумским художником, помещенный на этой странице. Увеличенный фрагмент этой фотографии, погрудное изображение А. К. Алчевского, и хранилось в семье Ф. С. Рофе-Бекетова.

Фотоателье А. Федецкого было открыто в Харькове в 1886 году. Реклама его, помещенная в газете, гласила, что он «фотограф Двора Ее Императорского Величества Великой княгини Александры Петровны». Альфред Константинович Федецкий был мастером своего дела. Он стремился отходить от существовавших тогда канонов в фотографии, пытаясь приблизить портретные снимки к живописи. Он изобрел способ, позволяющий имитировать офорт, гравюру на металле, первым приобрел аппарат, позволяющий проецировать движущиеся картинки. У него снимались и другие члены семьи Алчевских и Бекетовых. За фотографии Николая II и Александры Федоровны ему был пожалован «золотой перстень с голубым сапфиром, окруженный крупными бриллиантами».

Возможно, Федецкому принадлежат и фотографии похорон А. К. Алчевского. Но сам он пережил его ненадолго и умер летом следующего 1902 года.

* * *

Среди фотографов, оставивших нам изображение членов семьи Алчевских, был и Алексей Михайлович Иваницкий (1855-1920). Им сделаны великолепные снимки Ивана Алчевского в роли Ромео (1906 г.), которые были показаны на выставке, проходившей недавно в Харькове. Широко известны его фотографии крушения царского поезда у станции Борки, за которые Александр III подарил ему участок земли на берегу Северского Донца.

Весной этого года ко мне заезжала Рада Капнист, дочь известной актрисы Марии Капнист, знакомой вам по многим фильмам («Руслан и Людмила», «Бронзовая птица»), и внук А. М. Иваницкого – Алексей Александрович Иваницкий. Он уже был у меня в гостях года два назад, а с Радой я знаком много лет.

Алексей Александрович, которому исполнилось уже 83 года, подарил мне каталог выставки своего деда, проходившей в Харькове, где была и фотография известного оперного певца Ивана Алчевского.

Юрий Белов

Белов Ю. Неизвестное об Алчевских и неизвестные Алчевские /Юрий Белов // Вечерний Алчевск. – 2011. – 4 мая.