Освобождаясь от мифов

Подробной истории оккупации нашего города, написанной на основе фактов и воспоминаний очевидцев, пока нет. Не будем сейчас задаваться вопросом, почему (есть тому целый ряд причин). Но отсутствие таковой способствовало рождению (и утверждению в среде горожан) нескольких мифов.

Один из них: город наш был освобожден от немецких оккупантов в результате ожесточенных боев – как на подходах к нему, так и непосредственно на улицах. Однако после появления нескольких письменных свидетельств очевидцев и публикаций в местной прессе (см., например, газету «ЗМ», от 2 сентября 1993 года) миф постепенно забылся.

Вторым мифом я могу назвать до сих пор зачастую повторяемое утверждение, что после оккупации город и завод лежали в руинах. Утверждение неоднократно повторялось в публикациях известных наших городских историков. Например, глубоко уважаемый мною Василий Боровенский в своей «Истории Алчевска» (2- е издание, 2003 г.) пишет (стр. 14): «…Если оглянуться назад, на послевоенное время, когда город и завод лежали в руинах…». Или вот еще один пример: в газете «ЗМ» от 8 июня 2006 г. был опубликован в целом очень интересный материал Оксаны Бутенко «…Чтобы он был красив!» Приведу цитату: «…Отступая под натиском советской армии, фашисты уничтожили практически все: в груду развалин превратились металлургический и коксохимический заводы, были разрушены практически все столовые, медпункты, заводская поликлиника, школьные, клубные здания…» Получается, что наши солдаты вступили в город и увидели второй Сталинград!..

А сейчас давайте объективно разберемся, что именно в Алчевске было разрушено до оккупации и во время ее. Начнем с города. Относительно неактивные бомбовые удары особых разрушений не произвели. Хмурой ненастной осенью 1941 года на Жиловке загорелась средняя школа № 8. Неизвестно, кто ее поджег. Да и вообще об этом пожаре нигде не упоминается. Здание, конечно, выгорело (полы, рамы, крыша), но руин не было. Школа работает и сегодня.

До оккупации в самом Алчевске ничего не взорвали. В октябре 41-го в столовую прокатных цехов попала бомба. Помню, было много жертв, но разрушений крупных не было.

В апреле 1942-го бомбовым ударом был полностью разрушен двухэтажный жилой дом на ул. Ленинградской (тогда ул. Молотова). Развалины убрали еще до оккупации (на этом месте сейчас здание, в котором – «Детская аптека» и касса «Аэрофлота»).

Во время второй эвакуации города и завода, в начале июля 1942-го, наши саперы взорвали зрительный зал кинотеатра им. Куйбышева на Новой колонии (само здание осталось, сегодня здесь – контора ЖКО АМК). В ночь с 10-го на 11-е июля был взорван огромный железобетонный монолитный путепровод-мост, установленный на опорах над всеми внутризаводскими и магистральными железнодорожными путями. Мост соединял город и железнодорожный вокзал, был выездом на Кадиевку. «Уложили» его на землю полностью. Это – в районе нынешнего шихтарника № 2 (начало ул. Богучарской). Позже немцы, восстанавливая железнодорожное сообщение на Луганск, расчистили один пролет. Остальное было вывезено, когда уже строился новый металлургический завод. Мост жалко, он был очень хорош: монументальное сооружение, с двусторонним движением, брусчатой мостовой, асфальтированными тротуарами с обеих сторон и ажурным чугунным ограждением (нигде не нашел данных, когда его построили, – до революции или в первую пятилетку). Помню, в июле 42-го мы наблюдали с этого моста за отступлением наших войск…

Наши саперы взорвали и плотины между Больничным, Школьным и Базарным ставками и две плотины на Орловых прудах. Когда вода схлынула, мы (в первый и в последний раз) увидели, какие глубокие балки скрывались под водой. Но тем же летом 1942-го немцы, согнав людей, насыпали плотины (для возобновления проезда автомобилей). По этим же плотинам прошли и наши авангардные цепи освободителей в 1943-м. А после освобождения в город прибыл строительный батальон (состоящий, в основном, из узбеков), насыпавший плотины на Орловых.

Перед самым освобождением в городе оставались лишь немецкие саперы, взрывавшие здания, в которых были продовольственные склады (например, подвал-ледник за так называемой фабрикой-кухней около магазина № 10, склад зерна и растительного масла в большом жилом доме, на месте которого сейчас построено здание ОГЭ комбината). Взорваны были также: макаронная фабрика у въезда на Васильевку (небольшой домик с сараями); кирпичный дом, в котором располагалась пекарня (на Жиловке, вблизи железнодорожного вокзала). Возможно, саперы планировали взорвать что-то еще, но, узнав о приближении к городу советских передовых частей, бежали. Да так поспешно, что не успели взорвать даже склад боеприпасов на Новой колонии.

Так что руин практически не было. Все большие и приметные городские строения остались нетронутыми: огромное здание школы фабрично-заводского обучения (так называемое ФЗУ, сейчас оно уже разрушено); корпуса больницы Лиман (тогда они были вдали от города – среди кукурузных полей; кстати, после освобождения больница сразу же приступила к работе); средняя школа № 3 (ранее – педагогическое училище, позже – школа № 6); ДК химиков (на фронтоне которого до сих пор есть зловещая надпись – «1941»). Стояли неповрежденными большая городская баня и четырехэтажный жилой дом напротив. Целехонькими остались старый роддом, школы № 1 и № 7 (последняя отстроена заново в 60-х и получила номер 3), нынешняя водолечебница и все здания в округе (школа № 10, где сейчас ОГМ; помещения заводской электролаборатории и УКСа), железнодорожный вокзал. Не тронули немцы нашу гордость – клуб им. Карла Маркса и Дворец пионеров! Более того, когда после освобождения (буквально через несколько дней) в город вернулись директор завода П. Гмыря и представители партийного руководства, они обосновались в своих, покинутых летом 1942-го, кабинетах: П. Гмыря – в главной конторе завода, работники горкома и райкома партии и исполкома – в громадном здании в старом городе. Там же, рядом, находились: здание, в котором возобновилась печать городской газеты «Більшовицький шлях», и здание, в котором приступил к работе городской Главпочтамт. На улице Богучарской осталась городская поликлиника, которая тоже сразу после освобождения города приступила к работе. А 6 ноября в зале ДК им.К.Маркса, теплом и освещенном электрическими, люстрами, состоялись торжественное собрание и концерт Житомирского театра оперетты, посвященные годовщине Октябрьской революции. На этом мероприятии нам сообщили об освобождении Киева. Первый тенор театра Постников вышел на сцену и запел «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч…».

Завершая перечисление, укажу, что жилищный фонд города – Старая и Новая колонии, Старый город, Новый городок в его тогдашних масштабах, Васильевка, Жиловка – сохранился полностью!

Нежилые дома стояли, конечно, обшарпанными: с выбитыми стеклами, сорванными оконными рамами, дверьми, полами (доски их зачастую использовались для гробов)… Но говорить, что город лежал в руинах, нельзя. Это – миф!

Теперь – о разрухе на металлургическом и коксохимическом заводах. Вернемся в осень 1941-го, когда проходила первая эвакуация заводов, работников и горожан. На предприятиях было демонтировано буквально все механическое и электрическое оборудование, в том числе металлорежущие станки, механические приводы, электродвигатели, пусковые устройства и шкафы управления, насосы, воздуходувки и т. д. Вывезен был весь железнодорожный подвижной состав. Не помню, демонтировали ли мостовые краны (например, знаменитый кран Ворошилова в сталелитейном цехе так и работает по сей день; следовательно, в тыл его не отправляли). А вот все подвесные завалочные машины типа мостовых кранов (так называемые таржир-машины) мартеновского цеха вывезли на Восток. Оставили на рудном дворе рудногрейферные перегружатели, сняв с них оборудование, канаты и грейферы.

Во время второй эвакуации – летом 1942-го – взорвали стрелочные переводы и стыки на внутризаводских железнодорожных путях. Зданий цехов не взрывали! Неповрежденными остались здания, скрубберы и коксовые печи на химзаводе. Не знаю, может, что-то подрывали в дымовых каналах и регенераторах коксовых батарей и мартеновских печей, но развалин снаружи видно не было.

Оккупанты ничего не взрывали на заводах вплоть до марта 1943 года. А в марте уничтожили (одну за другой) все шесть дымовых труб мартеновского цеха, расположенных вдоль его южной стены. Трубы были подобны трубам нашей аглофабрики (возможно, метров на пять выше). Эта огромная груда кирпичей и вызывала ошеломление и представление, что весь завод лежал в руинах (тем более что на разборке завалов работали горожане, в памяти которых и осталось ощущение ужаса от разрушенных объектов). Однако само здание мартеновского цеха осталось целым: под крышей и со всеми колоннами и балками.

Стояли и доменные печи (конечно, закозленные), здания воздухоэлектроцентрали (ВЭЦ, а ныне ТЭЦ), литейный цех (который только сейчас решено снести), главный магазин, механический цех, конторы железнодорожного цеха, завкома, центрального медпункта, старинные контрольные ворота, заводской гараж, главная контора… Далеко на западе одиноко стояло здание паровозного депо… Целыми (под своими крышами) стояли здания прокатных цехов, пустые внутри (оборудование их работало в г. Беговат в Узбекистане).

Таким образом, разговоры о том, что заводы лежали в руинах, тоже не имеют под собой оснований. Однако и без руин убытки были громадными. Эвакуация на Восток людей и оборудования, строительство на Востоке страны новых предприятий (под завезенное оборудование), затем, после освобождения города, новое строительство… А сколько продукции недополучила страна, пока не выросли новые заводы на Востоке. Это – колоссальный ущерб от войны, навязанной нам гитлеровской агрессией!

Существует еще один миф, связанный непосредственно с оккупацией: наши потери в результате казней и фашистского террора. В подписи к знаменитому «Коллажу» (созданному в 1991-м году) Ю.Белов, касаясь вопросов оккупации, писал: «После войны, в мае 1949 года, была вскрыта братская могила расстрелянных немцами граждан нашего города – в конце улицы Маяковского, в овраге каменного карьера… Могила длиной 10 м и шириною 3-4 м. Из нее извлекли останки 57 человек и похоронили на центральном кладбище, среди них был один ребенок 4-5 лет. На этом, теперь старом, кладбище и похоронили их, установив обелиск. Имена 18-ти человек сохранились (они никогда не были названы)…» Это – жертвы расовой ненависти и подпольщики-антифашисты,

57 человек были расстреляны. Еще 83 человека (заключенные) были сожжены заживо при бегстве оккупантов. Одного горожанина немцы повесили, двоих парней расстреляли на моих глазах. А еще немецкий патруль застрелил ночью полубезумную женщину, приняв ее за партизанку. Получается 144 жертвы (именно во время оккупации). Некоторые историки называют другую цифру потерь – 2000 человек. В отдельных источниках упоминается наличие в городе лагеря для военнопленных, в котором от голода и расстрелов погибло 1200 человек.

Но не было во время оккупации в Алчевске лагеря советских военнопленных! Это – первое. Второе: если были тысячи расстрелянных, то в самом городе (или вблизи) должны быть большие братские могилы. Таких могил нет. И никогда не было…

Великая Отечественная война – многогранное историческое событие. На территории многих областей шла партизанская война, действовали подпольные диверсионные отряды… Оккупанты в ответ проводили карательные акции, уничтожали мирное население, сжигали села и города. Пленных советских солдат морили голодом и расстреливали в лагерях… Это – известные факты, и Нюрнбергский трибунал должным образом наказал военных преступников.

Наш город горькая чаша подобных испытаний миновала. Но считать, что если не было многотысячных жертв, то не было и открытого террора, нельзя. Гитлер начал войну с СССР с целью уничтожения советского народа. И жители небольшого оккупированного города на Донбассе, как и миллионы их сограждан на европейской территории страны, оказались в полном порабощении. И не было защиты от произвола оккупантов и их подручных. Вот характерный пример безнаказанности оккупантов и беззащитности населения. В здании (в котором ныне столовая № 5) немцы устроили бойню и мясоразделочное производство. Каждый день на улицу выносили чан с требухой и позволяли ее разбирать. Сопровождался этот процесс толкотней и ссорами. Наводить порядок выходил начальник бойни – немец по имени Вилли. Помню, откормленный и здоровенный, он появлялся и пинками наводил порядок. Однажды новоколоновский пацан лет тринадцати показался Вилли очень неуемным, никак, по его мнению, не желавшим соблюдать этот самый порядок. Немец выхватил пистолет и выстрелил мальчику в голову. Пуля выбила один глаз и отсекла зрительный нерв второго. Ребенка спасли, но он навсегда остался слепым и прожил совсем недолгую жизнь инвалида. А Вилли, абсолютно безнаказанный и еще более самоуверенный, и далее продолжал наводить свой порядок («Орднунг!»)…

История оккупации нашего города, как своеобразная мозаика, состояла из разных эпизодов: трагических и драматических… Как нам эту историю сегодня написать? Правдоподобно. Без вымыслов и мифов.

Николай Микулин

За металл. – 2006. – 26 октября. – С. 4.