Поединок

От редакции: 11 апреля во всём мире отмечается памятная дата – Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Житель Алчевска Виктор Николаевич Олейников родился, когда началась война – в 1941-м г. Эпизоды того страшного времени детская память практически не сохранила, но то, о чем рассказывал отец, он не забудет никогда. Николай Васильевич Олейников, как и большинство мужчин, в то время отправился на фронт. В одном из боев был ранен и взят в плен. Ему удалось остаться в живых, вернуться домой. О пребывании в концлагере, своих товарищах, их поступках и подвигах часто рассказывал сыну – Виктору, который переносил воспоминания на бумагу, создавая рассказы и повести. Одним из них Виктор Николаевич сегодня делится с читателями «РИО-Плюс».

Это было в сорок первом. То, о чем я расскажу, произошло в одном из концлагерей. Я попал в него в самом начале войны. Не буду останавливаться на зверствах эсэсовцев и бедствиях пленных. Трудно сказать что-либо новое в этом отношении. Мне хочется рассказать об одном заключенном.

Как-то всех нас согнали во двор и перед нами выступил комендант лагеря, майор Штирке. У него был тусклый взгляд и постоянная гримаса брезгливости на лице.

«Славные русские воины! – произнес майор на чистом русском языке. – Я обращаюсь к вам от имени Германии. Вы видели ее победоносное шествие. И всякий, имеющий здравый смысл, наверное, убедился, что остановить нас невозможно. Мы принесли отважным русским солдатам освобождение от тирании коммунистов. И вот сегодня я предлагаю вам высокую милость. Становитесь под наши знамена».

Неожиданно майор умолк при этих словах. Взгляд его был обращен на кого-то из военнопленных. Затем Штирке вошел в ряды узников и остановился возле одного из них. Внешне он ничем не отличался от всех нас. Изможденный вид, одежда узника. Он был молод, как и я. Что же привлекло коменданта?

– Фамилия и воинское звание? – громко спросил Штирке.

– Ломакин, лейтенант Советской Армии.

– Как попал в плен?

– Был ранен.

Комендант пристально посмотрел в глаза заключенному, но наткнулся на его спокойный взгляд.

– Что означала ваша дерзкая улыбка? Сомнение в высокой миссии Германии?

– Господин Штирке, – ответил лейтенант, – присутствие оккупантов на нашей земле всегда можно было разделить на два основных момента. Первый, это когда они победоносно шествуют, как вы выразились, второй – когда усиленно драпают. Очень плохо, что захватчики помнят только о первом.

Этот ответ произвел огромное впечатление на всех заключенных. Нас угнетала не только наша лагерная жизнь. Мы ничего не знали, что происходило на полях сражений. Дух сомнения бродил среди нас. И вот мы услышали слова этого человека, произнесенные с такой силой убеждения, с таким нравственным превосходством, что вера в победу сразу же укрепилась среди слабодушных.

– Коммунист? – спросил Штирке.

– Коммунист, – ответил Ломакин.

– Вы сильный человек, а значит, опасный, поэтому приготовьтесь к смерти.

– Ну что ж. так случается, что на войне иногда умирают.

Комендант еще раз пристально посмотрел на него.

– Я оценил вашу смелость, поэтому лично буду руководить вашим расстрелом.

Они вышли из строя. Лейтенанта поставили у изгороди. Несколько эсэсовцев прицелились в него из автоматов.

Он стоял прямо, слегка расставив ноги. Несмотря на крайнее истощение, в нем чувствовалась физическая сила. В его глазах было нечто большее, чем смелость и отвага. Это было торжество великой правды, которую он олицетворял в своем лице. Раздались выстрелы, но лейтенант остался стоять так же прямо и неустрашимо.

– Извините, – обратился к нему комендант с иронической улыбкой, – это еще не смерть, солдаты стреляли мимо. Мне не хочется так быстро расстаться с таким храбрецом.

– Продолжайте, господин Штирке, не смущайтесь. Эта забава вполне достойна варвара.

Комендант с трудом скрывает злобу. Опять поднимаются дула автоматов, раздаются выстрелы, и опять стоит лейтенант в прежней позе.

Среди заключенных слышится глухой ропот. Комендант медленно подходит к Ломакину.

– Должен сказать вам откровенно, лейтенант. Ваше физическое уничтожение меня бы не удовлетворило. Ваша смерть была бы для вас победой, для меня – поражением. С этой минуты я ставлю перед собой задачу сломить вас морально. Увидеть вас просящим пощады, ползающим у моих сапог. Это произойдет не больше, чем через три дня. После этого я прикажу вас повесить. Для начала сделаем вот что. Видите этот большой камень? Мне он не нравится на этом месте. Откатите его вон в ту сторону.

– Я не стану его катить, – улыбнулся Ломакин. – Неужели вам это непонятно?

– Другого ответа я не ожидал, – произнес комендант. – И все-таки вы сделаете то, что я вам приказываю. Хотите убедиться в этом?

Он выкрикнул какую-то громкую команду на немецком языке. В одно мгновение из строя заключенных эсесовцы выхватили десять человек и поставили там, где только что стоял лейтенант.

– Вы поняли мою мысль, не правда ли? – обратился к нему комендант. – Это люди будут сейчас расстреляны, и вы будете виновны в их смерти. Не будьте так упрямы.

Штирке поднял руку, солдаты прицелились.

– Довольно, – произнес лейтенант. – Если это зависит от меня, отпустите их.

– Вот видите, – продолжал комендант, – у сильных людей тоже есть слабые стороны. Ваше уязвимое место – жалость к этим людям. Я использую это, чтобы сломить вас. Для этих людей вы сейчас символ мужества и патриотизма. Через три дня вот эта толпа сама развенчает своего кумира, увидев его побежденным. После чего она превратится в послушное стадо. Вот цель нашего с вами эксперимента, лейтенант. А сейчас беритесь за камень, да поживей.

С этого момента жизнь молодого лейтенанта Ломакина превратилась в постоянную пытку. Его заставляли делать бессмысленные, истязающие работы. Но, несмотря ни на что, в Ломакине чувствовалась какая-то неиссякаемая сила. Просто непонятно, откуда она бралась у него. Мы не знали, что перед ним была цель. Она-то и придавала ему силы.

Настал конец третьего дня. Со стороны комендатуры приближался Штирке. Ломакин лежал на земле, лицом вниз. Он тяжело дышал. Над ним склонились несколько заключенных. Это были ближайшие его товарищи. Эсесовцы позволили подойти к нему, чтобы более наглядно продемонстрировать, что бывает с непокорными. Это было суровое прощание узников со своим товарищем. Когда Штирке приблизился, им приказали стать в строй.

– Что же вы, лейтенант? – подойдя, спросил комендант. – Я не узнаю вас. Разве так встречают своего ненавистного врага? Поднимитесь.

Лейтенант поднялся, покачнулся и сделал шаг вперед. Теперь они вплотную стояли друг перед другом. В глазах коменданта – злобное торжество. Кажется, сейчас он возьмет реванш. Мы все затаили дыхание. Неужели этот человек сломлен? Внезапно Ломакин сделал резкое движение правой рукой. В воздухе мелькнуло длинное лезвие, которое лейтенант очень точно всадил в грудь господину Штирке. Комендант сделал удивленное выражение лица, запрокинул голову назад и рухнул на спину. Он был мертв. О, как это ошеломило всех нас! А лейтенант стоял во весь рост. Значит, у него было больше сил, чем нам казалось, а этот нож друзья принесли ему в последние минуты, чтобы он мог совершить то, чего так страстно желал эти дни.

Раздалось сразу несколько автоматных очередей. Лейтенант упал рядом со Штирке. Их поединок был окончен.

Нет, слезы все-таки есть у узников концлагеря. Они бежали по нашим лицам, а души наши ликовали от гордости. То, что он совершил в эти три дня, было достойно самого легендарного подвига. Он принадлежал к людям неизмеримой силы духа, которые черпают свои силы в безмерной любви к своей Родине, к своему народу…

С тех пор прошло много лет. Мне удалось остаться в живых, но с годами все чаще возникают воспоминания о тех незабываемых днях. Я вижу улыбку на разбитых губах. Я вижу твердый взгляд его измученных, но прекрасных глаз. Земной поклон тебе, лейтенант, от всех добрых людей на земле.

В. Н. Олейников

Олейников В. Н. Поединок / В.Н. Олейников // РИО-Плюс. – 2015. – 8 апреля. – С. 3.