Преждевременный человек

Седьмого мая 1901 года в Петербурге на Варшавском вокзале под поезд бросился человек. Это был 66-летний Алексей Кириллович Алчевский – один из богатейших людей страны, украинский промышленник, владелец угольных месторождений и металлургических заводов, банкир. Перед смертью самоубийца отправил прощальное письмо своим сотрудникам. В нем он просил прощения за совершаемый грех и оставил несколько руководящих указаний по ведению дела.

В столицу Алчевский приезжал за помощью – промышленный кризис, пришедший из Европы, больно ударил по любимому его детищу – Донецко-Юрьевскому металлургическому обществу (ДЮМО). Общество задолжало Харьковскому торговому банку, а тот, в свою очередь, – банку земельному. В обоих кредитных учреждениях (где командовал тот же Алчевский) было, что называется, шаром покати. Чтобы поправить дела, Алексей Кириллович надеялся выбить у министерства финансов ссуду под облигационный заем своих предприятий и получить крупный заказ для заводов. Министерство финансов, возглавляемое С. Ю. Витте, в помощи категорически отказало, и миллионер свел счеты с жизнью, положив голову на рельсы, между прочим, собственного – донецко-юрьевского производства.

Вскоре после этого невероятного события министерство финансов все-таки выделило шестимиллионную ссуду металлургическому обществу, но в обоих банках провело тщательное расследование. А в январе 1903 года в Харькове начался суд над членами правления обоих банков. Это дело пресса назвала «Харьковским крахом».

Герои предыдущих банковских процессов, потрясавших Россию в 70-90-е годы, мало вызывали сочувствия у публики. Вероятно, у обывателя возникало лишь чувство завистливого удивления: пожили люди! Банки создавались и разорялись ради приобщения к шикарной жизни – стерлядям в шампанском, яхтенным прогулкам, ночным ресторанным безумствам, француженкам и цыганкам. Ну и поделом им, говорил, позевывая, читатель судебной хроники, пущай теперь на нарах посидят.

С Алчевским совсем другое дело. И обвинение, и защита во время сдобного процесса, стоя, естественно, на противоположных позициях, сходились в одном: хищений и злого умысла в харьковском деле не было. Не было и толп несчастных плачущих вкладчиков. Была трагедия. Трагедия сильного и талантливого человека, посвятившего жизнь любимому делу. Когда же это дело оказалось на грани гибели, то и жить ему стало дальше незачем.

Алчевский покончил с собой не потому, что впереди маячили тюрьма да сума. Ему это не грозило, несмотря на кризис и катастрофу с банками. Чудак-богач мог бы спокойным образом и дальше жить по-миллионерски. Часть принадлежавших ему рудников покупали бельгийские компании и давали прекрасные деньги, которых хватило бы и на уплату долгов, и на хлеб с маслом и толстым слоем икры. Однако своему старшему сыну, готовившему «сделку века», Алексей Кириллович ответил удивительной фразой: «Что ты мне предлагаешь? Что ж ты хочешь, чтобы мы купоны резали?» И чем ударить по рукам с предприимчивыми иностранцами, предпочел прыгнуть под колеса поезда. Можете ли вы представить, чтобы сегодня так поступил кто-нибудь из «куршевельской тусовки»?

Петр Первый из Харькова

Алексей Кириллович был настоящий, как теперь говорят, self-made man, то есть сам себя сделавший. В Харькове начинал с маленького чайного магазинчика. Удача пришла к нему не сразу, пришлось пережить и трудные времена. Так, с одним из своих верных соратников Орловым Алчевский познакомился во время описания его, Алчевского, имущества за долг… в 150 рублей! Орлов выкупил будущего магната у судебных приставов, и тот никогда не забывал этого. С тех пор – 30 лет верной мужской дружбы и общее дело.

После чайного магазина Алчевский основал общество взаимного кредита, потом с небольшим перерывом, друг за другом, торговый и земельный банки. Устав земельного банка он пишет вместе с управляющим конторой госбанка, своим старшим другом И. В. Вернадским – отцом великого ученого. Молодому банкиру всего 36 лет, он уверенно движется к цели своей жизни – создать современное, по последнему слову техники, металлургическое предприятие. Отечественное, без иностранного капитала.

А пока что скупает земельные участки возле станции Юрьевка, где не земля, а сплошное черное золото. Местные помещики пытались добывать здесь уголь и руду, но им не хватало ни деловой хватки, ни знаний. Мелкие частники быстро разочаровывались в новом деле. Тогда они обращались за помощью к земельному банку. И вскоре превращались в несостоятельных заемщиков. Говоря по-нашему, у них наступал дефолт.

Тут уже Алексей Кириллович поступал как настоящий капиталист, без сантиментов. Земля в уплату долга переходила к Алчевскому, и на этой земле хозяйничал он.

С крестьянами Алчевский вел себя по – другому. С ними он заключал договор, по которому давал новые наделы желающим продолжить кормиться землей. Тем же, кто готов был «переквалифицироваться» в пролетарии, предлагал работу на шахтах.

Что и говорить, предприятия Алчевского оживили край, где до него царили европейские предприниматели. С ними у него тоже были общие и очень серьезные дела. Но мечтой жизни, повторим, оставался завод, учрежденный без иностранного капитала, ориентированный не только на крупные железнодорожные заказы, но и на частный рынок, на малый, как бы мы сейчас сказали, бизнес. От иностранцев Алексей Кириллович старался перенять достижения прогресса, умение вести дело, опыт и знания. И получалось! У местных жителей была надежная работа, росли рабочие городки с бесплатными больницами и школами. Лучшие профессионалы, лучшее оборудование, кругом сплошное электричество: все было очень современно, по последнему слову стремительного XIX века. А впереди, как Петр I на картине Валентина Серова, шагал энергичный и красивый Алексей Кириллович Алчевский.

Всего за пять лет (с 1885 по 1900 год) Донецкий бассейн во многом благодаря компаниям Алчевского по производству металла легко обскакал старого лидера – Урал с его заводами и месторождениями.

Из банка в банк перетекая…

Чтобы понять, как раскрученный бизнес Алчевского потерпел сокрушительное поражение, надо разобраться в его механике.

«Широкой рукой собирает земельный банк капиталы и столь же широкой рукой ссужает ими торговый банк», – цитата из как всегда блестящей речи Федора Плевако, на этот раз выступавшего в роли гражданского истца, гуляла по статьям судебных хроникеров. Так оно и было.

Николаевскую площадь (сегодня это площадь Конституции) Харькова до сих пор украшает двойное банковское здание, спроектированное специально по заказу Алчевского, – с внутренним переходом, по которому можно перемещаться из одного банка в другой, не выходя на улицу. Точно так же перетекали из одного банка в другой и капиталы.

Общество нуждается в земельных кредитах – к его услугам земельный банк, который по закону мог кредитовать только землевладельцев, и другими операциями ему заниматься не дозволялось. А свободных капиталов у российских земельных банков всегда было достаточно. Эти свободные капиталы не возбранялось хранить в другом банке. Понятно, что тот другой банк, торговый, их не хранил, а пускал в дело. В металлургическое дело Алчевского. Оно, подобно молоху, требовало все новых и новых жертвоприношений. Капиталы в буквальном смысле поглощались бездонными шахтами и пылающими домнами. Но и отдача ожидалась несказанная – процветание края, а с ним и всех предприятий Алексея Кирилловича и его верных друзей и сподвижников.

Но промышленный кризис останавливает металлургов. Упрямый Алчевский вопреки здравому капиталистическому смыслу не хочет закрывать производство и выгонять рабочих на улицу. Он продолжает штамповать никому не нужную продукцию и складывать ее во дворах своих заводов.

Специально созданная система перетекающих сосудов, цепь кредитных и промышленных обществ, которые питаются средствами, принадлежащими земельному банку, оказывается бессильной и рушится. Удар приняли и другие российские провинциальные и столичные банки, имевшие дело с Алчевским.

Харьковский крах был тщательно проанализирован современниками. Помимо вороха статей, авторы которых приняли позицию защиты, выходили и работы научного характера. Так, в 1903 году была опубликована брошюра приват-доцента Московского университета М. Герценштейна, которую специалисты оценили как обвинительное слово, по силе анализа и аргументов значительно превосходящее прокурорские речи. Герценштейн провел интересную аналогию с судебными процессами, проходившими в то же время в Германии. Все сходилось до мелочей – разорились земельные банки, но они дали старт крушению целой системы, где ипотечные операции играли второстепенную, вспомогательную роль. Все подчинялось одному сильному человеку, главному акционеру, создавшему целый конгломерат акционерных обществ, связанных между собой. И там и здесь без взлома кассы и растрат произошла потеря миллионов.

По мнению Герценштейна, Алчевского с его немецким двойником Штернбергом роднило умение распоряжаться массой учреждений без всяких затрат, переводить деньги из одного учреждения в другое, везде извлекать пользу и практически овладеть капиталами, многократно превышающими собственные. И там и здесь защита объясняла катастрофу промышленным кризисом. Но никакой кризис, по мнению ученого, не может оправдать злоупотреблений. А они, конечно, были.

Умный Алексей Кириллович умело пользовался прорехами в законодательстве, поэтому придраться к нему было довольно трудно. Этого не сумела сделать даже кредитная канцелярия министерства финансов, которая была в курсе операций харьковских банков. А дыры в законах латали уже после знаменитого процесса.

Злоупотреблений и недостатков в банковской работе была найдена масса. Остановимся на лишь двух самых серьезных пунктах обвинения, которые действительно, как и во время кризиса» так и без оного, крайне для кредитных учреждений опасны. Они касаются Харьковского земельного банка.

Первое. Закладывали процентные бумаги запасного капитала. Что это такое? Запасной (сегодня мы бы назвали его страховым) капитал не зря так называется, он используется в крайних случаях, прямо скажем – фантасти­ческих. Например, если вдруг сразу у всех заемщиков возникли проблемы и они не заплатили банку полагающиеся проценты и долги. У земельных банков, как пишет М. Герценштейн, запасной капитал – особый. Сумма выпущенных в обращение закладных не должна превышать более чем в десять раз сумму запасного и складочного (уставного) капитала. Над запасным капиталом нужно трястись, как Кощей над своей смертью, и хранить в заветном «яйце» – государственных ценных бумагах. Тем не менее в Харьковском земельном банке под запасной капитал выпускались процентные бумаги, закладывались, а вырученные деньги поступали в распоряжение предприятий Алчевского.

Второй важнейший пункт обвинения. Закладывали в других банках и продавали закладные листы, представленные в досрочное погашение. Как вновь разъясняет нам г-н Герценштейн, подобная операция подрывает основание, на котором построен кредит в земельном банке. Закладные листы выпускаются только под залог недвижимости и в сумме, не превышающей выданных банком долгосрочных ссуд. Каждая имеет обеспечение. Представленные к погашению бумаги – пустышки. Как выразился прокурор, это «мертвые души» банка, ведь имущество уже выкуплено из залога. Они должны уничтожаться, как уничтожается вексель по оплате долга. Но и из них выжималась монета.

Другие, мягко говоря, «недостатки» в работе банков были помельче и к краху вряд ли могли бы привести. Но и заслугами их тоже не назовешь. Например, банк из года в год переносил безнадежные долги, на возврат которых нельзя было рассчитывать. Это делалось сознательно, чтобы не понизить цену акций и не уменьшать премии управляющим. Другой «недочет»: в торговом банке членам правления и, конечно, Алчевскому был открыт широкий кредит, без оглядки на платежеспособность. Был у Алексея Кирилловича еще и корреспондентский счет, который заводили вообще-то для компаний, причем находящихся в других городах, а вовсе не для частных лиц. Кроме того, суммы из кассы выдавались ему без всяких документов, по первой просьбе возвращались бумаги, служившие обеспечением открытого ему кредита, и эти бумаги он мог вновь заложить в другом банке. И, наконец, вместо того, чтобы платить проценты, заемщики (читай – члены правления банка) отделывались обещаниями – подписывали векселя.

Они еще надеялись попрыгать

Знали или не знали соратники Алчевского о том, что происходило в банке? Защита уверяла, что «соломенные директора», десятки лет проработавшие с Алчевским, не подозревали, над какой пропастью они находятся. Обвинитель, как водится, утверждал обратное. Попробуем сделать выводы сами. Итак, на скамье подсудимых оказались члены правлений обоих банков, и оба правления состояли из одних и тех же лиц.

Практически все подсудимые были пожилыми людьми, сильно за пятьдесят, по 20-30 лет трудившимися рядом с Алчевским. Они имели отличную репутацию и пользовались в городе уважением. Были состоятельны и в банк пошли работать не за деньги. Многие оказались настоящими трудоголиками – каждый день засиживались за работой допоздна, без отдыха и выходных. В зале суда сидели их жены и дети. Кстати, подсудимые были связаны не только деловыми узами, но и семейными – приходились друг другу свойственниками, шуринами, кумовьями. И еще деталь. Все они были разорены и, чтобы спасти честное имя, закладывали и продавали уцелевшие дома и имения. Один из подсудимых рассказал, что его семья живет на деньги, которые зарабатывает уроками дочь. Другой признал, что его жизнь закончена. Третий просил суд о снисхождении: мол, «пожалейте старика…»

Товарищи Алчевского находились под гипнозом его магической личности, его великого дела. Из своих друзей он тоже выстроил своеобразную иерархическую пирамиду. Были «старшие» члены правления, которые вместе с Алчевским вершили дела, и «младшие», от которых ничего не зависело.

Алчееский слыл жестким и властным хозяином. В земельном банке он председательствовал со дня основания, в торговом банке он вышел из состава правления, но продолжал им руководить. Ни одной операции без его ведома не делалось, даже пени не начислялось. Его слово – закон, он сам назначает к продаже имения, диктует решения общих собраний, назначает не самых квалифицированных бухгалтеров (чтобы нос не совали куда не следует), отчеты составляются в строгой секретности. Непокорным грозит увольнение, ничьи возражения не принимаются.

И все же соратники магната догадывались об истинном положении дел, но надеялись на то, что Алчевскому удастся невозможное. Вот получит Алексей Кириллович ссуду, мы еще попрыгаем, говорили они между собой.

Среди сотрудников Алчевского следователям все-таки удалось обнаружить настоящего вора. Верней, мелкого воришку – помощник бухгалтера признался, что, получая платежи по векселям, оставлял их себе. Пусть семья поживет, «все равно банку один конец» – так рассуждал единственный жулик, чьи проказы харьковские бизнесмены, занятые промышленными проектами, просто не заметили.

Жертва Рябушинских

Биографы Алчевского пишут, что суд был сфабрикован бывшими деловыми партнерами, акционерами земельного банка – братьями Рябушинскими. Более того: чтобы окончательно завладеть банком, они купили суд. Доказать подкуп судей сегодня вряд ли возможно, но существуют показания свидетелей, подтверждающие, что братья-купцы на собрание привезли загон подставных акционеров и сфальсифицировали голосование. Именно Рябушинские добились уголовного, а не гражданского преследования подсудимых.

И большего позора невозможно было представить. Стариков-членов правления схватили рано утром прямо в постелях, провезли по городу на потеху толпе как матерых уголовников и государственных преступников, после допроса отправили в тюрьму, где они сидели по соседству с местной криминальной «звездой» – разбойником и убийцей, цыганом Сизоненко. Не пускали к ним адвокатов и нотариусов, не давали знакомиться с делом, на жалобы не реагировали.

И у защиты, и у прессы имелись серьезные претензии к суду. Они возмущались навязанной «уголовщиной» и обнаружили, что один судья из сословных представителей был неграмотным. В буквальном смысле слова – не умел ни читать, ни писать. Отмечалось, что заседания начались намного раньше планировавшегося срока – не в апреле, а в январе. Как будто судей кто-то подгонял.

Судом были недовольны и те, кто обвинение поддерживал. Например, Герценштейн подчеркивал, что в прениях не выступило ни одного толкового эксперта, только бухгалтеры, да и те – работники Рябушинских. А признанный специалист по банковскому бизнесу, которому предложили стать экспертом, увидев пудовые тома дела, понял, что за короткий срок, ему предоставленный, он их просто не осилит. И отказался, сославшись на возраст и болезни.

По приговору суда правление в полном составе садится в тюрьму, правда, не на слишком большие сроки, – кому полтора, кому три года. Но и этого достаточно, чтобы умереть в тюрьме от сердечного приступа, как произошло с заместителем Алчевского.

И все же харьковский процесс не прошел даром. Хотя бы для законодательства. Вскоре после суда были введены дополнительные ограничения в пользовании капиталами земельных банков, запрещены кредиты для директоров и членов правления в коммерческих банках, изменен порядок собрания акционеров, расширены функции ревизионных комиссий.

Алчевский, конечно, ангелом не был. Ангелы не руководят банками и металлургическими предприятиями. Защита и обвинение спорили друг с другом: фантазер он был или новатор? Обе стороны были правы – каждая по- своему. Алчевский, пытающийся построить капитализм с человеческим лицом, был бы «преждевременным человеком» даже сегодня.

Тут к его портрету стоит добавить несколько штрихов. В молодости увлекался революционными идеями и даже был на карандаше у полиции. Приобрел у своего друга скульптора Беклемишева бюст Тараса Шевченко и поставил в собственном саду, потому что другого места не было – власти не разрешали. Возводил школы, училища, больницы, библиотеки. Чем мог, помогал любимой жене Кристине Даниловне, бессменному директору женской воскресной школы, талантливой учительнице, автору учебников и прогрессивных методик обучения, известной на Украине не менее знаменитого мужа.

У Ал невских было пятеро детей, и никто, кроме старшего сына, бизнес не увлек. Певец, учитель, композитор, театральный критик, поэтесса – эти занятия им нравились больше, нем добыча угля и литье металла.

Станция Юрьевка теперь называется Алчевском, хотя ей довелось побывать и Коммунарском, и Ворошиловском. В городе стоит памятник Алчевскому, бюст его установлен и в Харькове. А два года назад Национальный банк Украины выпустил памятную монету к его 170-летию.

Бывшие предприятия Алчевского живы и периодически снабжают украинскую прессу информационными поводами. Жизнь у них неспокойная – так, в конце прошлого года металлургический комбинат Алчевска отказался покупать сырье у горнообогатительных предприятий и заключил договор с… Бразилией. Конечно, комбинаты сами виноваты – вздули цены. Вот что получается, когда у предприятий – добывающих и перерабатывающих – разные хозяева. Эх, Алексея Кирилловича на них нет…

Преждевременный человек // Совершенно секретно. – 2007. – № 3.- С. 23.