Судьба алчевскиx евреев
Соседи принесли газету – «РИО – плюс (Реклама. Информация. Объявления)» со статьёй Акжигитова Ибрагима Галиевича – воспоминания о годах оккупации города фашистами. Автор статьи жил неподалёку от немецкой полиции и тюрьмы и зимой 1943 года был свидетелем массового расстрела евреев города, что и описывает.
Непосвящённому человеку, возможно, трудно понять, как могут несколько немногословных абзацев так растравить в душе старую рану. Вот уже целый день ничего не могу делать: вспоминаю, плачу, снова и снова перебираю фотографии и немногие реликвии, оставшиеся в память о моей семье.
Тема оккупации Алчевска немецко-фашистскими захватчиками вызывает живые отклики жителей города – тех, которые являлись непосредственными свидетелями того времени, и тех, у кого те события оставили неизгладимый след в жизни и судьбе. Один из таких людей – Лидия Яковлевна Филипская, рассказ которой мы предлагаем нашим читателям в сегодняшнем номере.
В то время, о котором идет речь, мне было около одного года от роду. Естественно, никаких воспоминаний в памяти не осталось. То, что собираюсь рассказать, было мною по крупицам собрано в более позднее время. В большей степени – это свидетельства наши тогдашних соседей, знавших мою семью, а также просто старожилов города, находившихся в городе во время оккупации и могущих пролить свет на условия жизни евреев в городе при немецком режиме и их дальнейшую судьбу. Кое-что, очень немногое, удалось узнать в городских и областном архивах.
Мама моя, Меркулова Софья Леонтьевна, по национальности была еврейка, отец, Яков Стефанович – русский. Жили они на поселке Жиловка по улице Свердлова, в большом доме на три хозяина, часть дома – собственность матери, часть – её сестры, Кристалинской Юлии Леонтьевны. Сейчас этого дома уже нет, как почти всех домов по этой улице. А стоял он почти рядом с нынешней остановкой Свердлова по троллейбусному маршруту номер восемь, первой на выезде из тоннеля по дороге на железнодорожный вокзал.
Не могу точно сказать, чем они зарабатывали на жизнь, знаю только, что были мои родители неграмотными (писать умела только тётка – сестра матери). По рассказам соседей у них был возле железнодорожного вокзала небольшой торговый ларёк и жили они по тогдашним меркам довольно неплохо.
Было у моих родителей трое сыновей: старший Леонид, 1927 года рождения, младший Владимир, 1929 года. О существовании третьего брата – Анатолия, близнеца Владимира, я узнала случайно всего несколько лет назад, подняв архивные метрики. Видимо, он умер ещё в младенчестве, по крайней мере, ни от кого из родственников я никогда о нём не слышала.
Но мама моя мечтала о девочке, дочери. И вот родилась я – в 1942 году, в марте или феврале точно неизвестно. И когда летом 1942 года стало ясно, что город будет оккупирован, я была грудным ребёнком и невольно стала причиной того, что семья не эвакуировалась. (Эвакуировалась моя тётка, точно не знаю каким образом. Говорят, такой аргумент, как национальность – еврей, играл определённую роль).
Сразу после оккупации немцы устроили тотальную перепись населения, пришли и в наш дом. Отец сказал им: так мол и так, жена моя еврейка, но я – русский, у нас трое детей, один – младенец. Приняв это во внимание, немцы в тот раз не тронули мать, хотя всех евреев уже тогда стали сселять на Северный посёлок.
Все мы остались жить в своём доме, но как оказалось, ненадолго.
Один из жителей Жиловки, какой-то партийный активист, которому попадать немцам в руки было никак нельзя, попросил у матери убежища, и она разрешила ему остаться на одну ночь в подвале под домом. Донесла соседка – некая Зайцева: Софья сама еврейка, да еще и прячет у себя коммунистов! На следующий же день за матерью пришли, забрали её с младенцем и старшего брата – Леонида. Володи как раз не было дома.
С тех пор мать ещё всего несколько раз видели в городе и на Северном посёлке – эти встречи можно пересчитать по пальцам.
Соседка, проходившая мимо нашего дома, видела, как мать выводили из двора. Эта соседка предупредила Володю, бывшего в отсутствии во время ареста, чтобы он не возвращался домой. Он побоялся обратиться за помощью к кому-то в городе и укрылся где-то в балке. Вернулся он только после освобождения города. Всё это время скитался, бродяжничал, долго жил под открытым небом. Видимо поэтому и заболел туберкулёзом. Умер он в возрасте 23 лет от легочного кровотечения.
Жители домов, прилегающих к баракам Северного посёлка, видели там мать. Она стояла, прижимая меня к груди, и ей что-то говорил полицай.
Что собой представляла эта тюрьма, где содержали евреев, на Северном посёлке известно очень мало. Этого посёлка уже не существует, на его месте был построен стан 600. А тогда это было несколько бараков, куда немцы и сселяли евреев со всего города. По свидетельству очевидцев, там всегда находился, по крайней мере, один полицай, то есть, этих людей стерегли. С другой стороны, многие рассказывают, что евреи могли ходить по городу совершенно свободно. (Чаще всего это были пожилые евреи или дети, может, они считались неспособными к побегу). Евреев заставляли выполнять в городе самые разные работы. В частности, они участвовали в ремонте взорванных нашими войсками при отступлении железнодорожных путей, уборке улиц, особенно возле немецких административных учреждений и т.д. Иногда они работали под присмотром полицаев, иногда – нет. (Видели в городе и мою мать с младенцем на руках, которую куда-то вёл полицай. На работы?). Но были и такие, которых из бараков не выпускали вовсе (Провинившиеся?). Им жители Жиловки приносили передачи – немного еды, которую нужно было утром, когда основная масса людей уже ушла на работы, перебрасывать через забор, окружающий бараки. (То есть прямое общение с этими «наказанными» было запрещено). Все евреи обязаны были носить отличительные знак: повязку на руке с жёлтой звездой.
Но даже и те, которым разрешали уходить в город, обязаны были возвращаться. Вероятно, устраивали что-то вроде переклички по вечерам. За бегство наказание было очень суровым. А бежали, потому что знали, что рано или поздно, но все евреи обречены. Попытался спастись и мой брат Леонид, которому было тогда 15 лет. Его поймали очень быстро – на Жиловке. На глазах соседей скрутили ему руки и ноги и живым сбросили в заброшенный колодец возле школы № 8.
Зимой 1943 года наступила страшная развязка. Расстреляли ли всех евреев в один день? Неизвестно. По некотором данным, за точность которых не поручусь, на протяжении какого-то времени из этих бараков исчезали целые семьи. Но, несомненно, был один, последний, самый массовый расстрел. Многие видели, как вели к злополучному карьеру большую колонну из бараков на Северном посёлке. В этой колонне была моя мать…
Случайно увидела эту колонну Нина Павловна Каверзина, тогда 12-летняя девочка. Рассказывает, что ей сразу бросилась в глаза очень напуганная женщина, с ужасом прижимающая к груди младенца. Колонна прошла, и вдруг на обочине этой дороги девочка заметила свёрток. Подойдя, догадалась – это же ребёнок той женщины. Зная, что идёт на смерть, она оставила его на дороге в последней надежде спасти. Девочка принесла свёрток домой, и ее мама, Елена Фёдоровна Колосова, несмотря на риск, оставила этого ребенка у себя. Это и была я. Так благодаря этим двум женщинам мне удалось спастись.
Елена Фёдоровна выходила меня – а была я страшно истощена, вся в гнойничковой сыпи, совсем не становилась на ножки, хотя и было мне уже около года. После освобождения города меня передали отцу.
Вот и всё, что мне известно. Куда бы я не обращалась – в областной, городской архив – ответ один: на территории города Ворошиловска в годы его оккупации немецко-фашистскими войсками мест принудительного содержания евреев не было. Никаких архивных данных не сохранилось. Но неужели же ничего не значат слова очевидцев?
В Государственном архиве Луганской области хранятся данные переписи населения Алчевска, датируемой сентябрём 1942 года (т.е. осуществлённой при немцах) – в городе находилось около 100 евреев.
Согласно акта, датированного 30 мая 1949 года (хранится в архиве Алчевского горисполкома), из братской могилы, в конце улицы Маяковского, в овраге каменного карьера извлечено 57 тел, которые перезахоронены на центральном кладбище города.
После войны Зайцеву, по доносу которой была арестована моя мать, судили. Этот донос был не единственным. Её признали виновной, и она отсидела какой-то небольшой срок в тюрьме, что в Мариуполе.
Записано Токаренко О. В. со слов Филипской Л. Я.
К читателям:
Уважаемые читатели – пенсионеры, ветераны – свидетели и хранители памяти о том времени. Просим Вас откликнуться, особенно тех, кто чем-либо может помочь в прояснении вопроса о расстрелах евреев в Алчевске.
Кроме того, будем благодарны за любые воспоминания, фотографии тех времен. Поделитесь своей памятью с сегодняшним поколением. Это им нужно. Это важно.
Токаренко О. Судьба алчевскиx евреев / О. В. Токаренко // Из личного архива О. Михайловой.