Человека нельзя победить

«Человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя», – эта фраза известного писателя Бориса Васильева в последние несколько лет стала жизненным принципом для многих ребят, вставших на защиту Донбасса от нацистов. Среди них бывшие военнослужащие Народной милиции ЛНР Дмитрий Золотов и Антон Гелюх.

Ультиматум отцу

За плечами мужчин большой и сложный боевой путь. Они были участниками боевых действий во многих городах Луганской и Донецкой Народных Республик. И в День ветеранов боевых действий, который в России и ЛНР отмечается 1 июля, ребята поделились воспоминаниями с нами.

– Мой отец ушел в ополчение одним из первых, сразу отправился в Славянск, – рассказывает Антон. – Ну, а как еще мог поступить шахтер с 25-летним стажем работы, когда такое разворачивается у тебя на глазах?! Я отправил жену с сыном в Россию и принял решение последовать за отцом. Он, конечно же, отговаривал. Какое-то время я еще работал на прежнем месте, но, когда ополчение вышло из Славянска, поставил отцу ультиматум: либо я иду в то подразделение, где он служит, либо в любое другое, но дома сидеть, не намерен в любом случае! Мама очень сильно переживала, но я объяснил, что не могу поступить иначе. Жене долгое время вообще ничего не говорил. А потом с работы ушел в одночасье, не дожидаясь расчета.

К подразделению Козыря (Андрей Козыренко. – Авт.) я присоединился в Марьинке, под Донецком, где мы простояли почти месяц, а дальше двинулись на Шахтерск. Нас туда позвали для удержания одной трассы. Очень жаль было слышать буквально через две недели после Шахтерска, что Марьинку потеряли. Ну, а потом был Иловайск…

Проверочное боевое крещение

– После завершения операции в Иловайске, – продолжает Антон, – мне стали названивать два бывших сотрудника – Дима Золотов и Юра Деревянко…

– Да-да, мы долго его атаковали: «Возьми нас к себе!», а он все отнекивался, – вспоминает Дмитрий. – Антон притормаживал нас, как мог, не хотел толкать своих друзей прямо в мясорубку. Но мы не унимались.

– А что так подтолкнуло к решению уйти в ополчение? – спрашиваю я.

– Это только в первую неделю, когда все только начиналось в Славянске, казалось, что все это не у нас и скоро закончится. А когда боевые действия стали приближаться к родному городу, все предстало в ином свете. Как бы вы поступили на моем месте, когда мать твоего ребенка звонит и говорит, что вторые сутки они сидят в подвале, а дом разбит?! Это стало последней каплей. Дети не должны сидеть в подвалах у детей должно быть счастливое детство! – уверен Дмитрий.

– У меня на тот момент была возможность поговорить с командиром и пристроить ребят в любое подразделение, но понимал, какая это ответственность. Не дай Бог, с ними что-то случилось бы, я бы себе не простил, – говорит Антон. – Но парни звонили снова и снова. Тогда подошел к начальнику разведки и говорю: «Есть два пацана: один крупный, здоровый, но без опыта, зато легко обучаемый, другой в армии разведчиком был, толковый. Возьмешь?». Тот, не раздумывая, дал добро, и спустя какое-то время ребята попали в разведроту.

– Я сначала был разведчиком-стрелком, а позже стал разведчиком-сапером, – вспоминает Дмитрий. – Правда, первое время меня никуда особо не брали, и это жутко раздражало. И вот, наконец, и на меня обратили внимание. Хотя, если честно, в группе просто не хватало человека, и командир взвода взял меня. Первый мой боевой выход был запоминающимся, я даже умудрился отличиться. Мы тогда пытались подобраться к Орлово-Ивановке. Обосновались в заброшенной копанке неподалеку, из которой было удобно наблюдать за местностью. Трое с половиной суток мы там пробыли, на четвертую ночь настало время возвращаться. И тут, не знаю почему, наш головной дозор во главе с комвзвода от нас оторвался. Видя, что я не совсем понимаю, о чем речь, Дмитрий пояснил:

– Во время выхода разведки мы делились на три группы и шли следом: головной дозор, ядро и тыловой дозор. Так вот, получилось, что наш головной дозор ушел от нас на такое расстояние, что мы их не видели, прибор ночного видения был у них. Руководить возвращением довелось мне как первому в ядре. И путь до самого Кировского – порядка 5-6 километров – мы прошли за несколько часов, вернувшись живыми и невредимыми. После этого командир пожал мне руку и сказал, что теперь уверен во мне на 100%. Я потом даже думал, что это могло быть проверочным боевым крещением, ведь именно этот случай и помог мне заслужить уважение сослуживцев.

Спасительный туман

– Я понимаю, что война – это страшно, но и на войне жизнь продолжается. А были у вас какие-нибудь забавные случаи? – продолжаю расспрашивать ребят.

– На войне много интересных случаев бывало, порой доводилось смеяться и при самых грустных обстоятельствах – говорит Антон Гелюх.

– Как-то мы ездили забирать военнопленных в Малую Шишовку и Большую Шишовку. Так вот, один из них рассказывал, что, когда в яме сидел, слышал разговоры укрогероев. Укропы рассказывали: «Залетает группа российских спецназовцев на нас, залегает в овраг, а один из них запрыгивает на танк и начинает «мухой» (РПГ – ручной противотанковый гранатомет. – Авт.) долбить в люк и кричать: «Выходите, укропы!» И как же мы хохотали, когда наш боец из той самой группы потом пояснил, как было на самом деле. «Ну да, – сказал он, – залегли мы в овраг, решили бить из РПГ. Неудачно! Кругом ветки, посадка, она детонирует, в общем, не долетает. Я пополз ближе, голову поднимаю – передо мной танк. Я из «мухи» лупанул, толку – ноль. Лупанул еще раз и бежать!». То есть в люк он не долбил и ничего не кричал. Так у страха глаза велики, особенно если речь идет о так называемых героях АТО.

– Я не знаю, можно ли считать случай, о котором я вспомнил, забавным, но могу рассказать, как мы с разведгруппой как-то воскресли, – интригует Дмитрий. – Когда мы были в Никишино, на вторые сутки нам поступил приказ пройти по центру населенного пункта до определенной точки. Слева и справа от нас шли еще две группы. Из трех групп дошли только мы. По большому счету там того посёлочка совсем чуть-чуть. Казалось бы, что там можно отбивать столько времени?! Но особая сложность была в том, что по ту сторону было очень большое разнообразие войск, которые нам противостояли: и самоходчики, и артиллерия, – кого там только не было. У нас была только пехота, а ей тяжело противостоять такому противнику. В разведгруппе было всего девять человек. Но без лишней скромности скажу, что наша разведгруппа была такой интересной и находчивой, что преград перед собой мы не видели.

Так вот, когда мы дошли до указанной точки, ближе к вечеру нам поступила команда закрепиться на развалинах дома, от которого остался только подвал. Мы должны были держать эту позицию, хотя у нас не было никаких приборов ночного видения, да и вообще ничего подобного. Все, что у нас было, – это наши глаза. Плюс ко всему – февраль, холодина, а мы после непростого пути были, откровенно говоря, очень уставшими. Но эта точка была выгодна и нам, и противнику, так как это было наиболее защищенное место во всем поселке, и мы во что бы то ни стало, должны были ее удержать.

Мы понимали, что просто в подвале находиться нельзя: одна граната падает к нам – и сразу нет всей разведгруппы. Выйти наверх – там мы будем, как бельмо на глазу у противника. К счастью, буквально в пяти метрах от нас был недостроенный дом. После вечернего боя мы решили переместиться туда. Утром нас предупредили, что начинается артобстрел позиций противника. А мы в это время должны были начать штурм. Две БМП с двумя группами – четыре и пять человек – должны были выдвинуться на Никишино.

Задумка была в чем: БМП должны были выйти на огневую позицию, открыть огонь по позициям укров и «гасить» их до тех пор, пока мы не достигнем нужной точки. Но мы отстали от БМП и остались одни посреди поля. Вообще, по военным меркам, на штурм идут в соотношении три к одному, то есть мы должны превосходить в численности противника в три раза. А нас девять человек! И рота укропов в 90 человек на расстоянии в 70 метров! Когда мы поняли, что выйти нам не судьба, то даже попрощались по рации. Потом пытались отстреливаться, но какой в этом смысл, если их в 10 раз больше?!

Нас спас туман, который как по заказу опустился на нас в считаные минуты. Бывают такие моменты, когда видно, как пули летят прямо рядом с тобой. Вот и я тогда смотрю: впереди меня бежит сослуживец Костя, и «работают» именно по нему обычным огнестрельным, только очень рьяно, и он падает у меня на глазах. В этот момент что-то в голове сработало, я поворачиваюсь в сторону противника и пытаюсь отвлечь огонь на себя, получилось, что они переключились на меня. Я понимаю, что упасть вперед не успеваю, и падаю на спину. Пытаясь держать автомат, продолжаю стрелять. Повернув на мгновение голову назад, увидел поднявшегося тем временем Костю.

Еще немного попытавшись отстреливаться, мы прекратили огонь, противник тоже затих. Решили рискнуть и уходить. К тому же «проснулась» наша артиллерия. Но и укропы не совсем дураки, они тоже захотели пульнуть в ответ. Ну, так и пуляли с обеих сторон, а мы сидели между ними. Я никогда не забуду звук падающих мин, он настолько ядовитый… Когда все поутихло, мы ползком по снегу выползти до того места, где базировались наши, спустились в подвал и только тогда выдохнули. Когда мы вернулись к своим, бойцы не поверили своим глазам, увидев нас живыми.

Когда на войне плачут

– Ребята, слушаю вас и поражаюсь: там ведь так страшно. Как вы со страхом справлялись? – спрашиваю я.

– Честно? Пацаны, которые шли в бой за мной или воевали плечом к плечу, всегда почему-то считали, что у меня страха нет, – говорит Дима. – А на самом деле я боялся, иной раз казалось, что даже больше, чем все они, вместе взятые. Но разве можно показывать это товарищам? Мы все в такие моменты должны вселять друг в друга уверенность. Должен сказать, что именно когда чувствуешь, что жизнь вот-вот может оборваться, понимаешь, что для тебя особенно важно, перед глазами пробегают самые счастливые мгновения жизни и лица самых родных и любимых людей.

– Когда мы были в Иловайске, я впервые на этой войне прослезился, – признается Антон Гелюх.

– Мы шли на штурм, и я понимал, что нас ждет. В голове проскочила мысль, что я могу оттуда не вернуться и не увидеть больше сына. Самое страшное на войне для меня – это не опасность, не смерть, самое страшное – это не обнять семью. А второй раз накатили слезы, когда мы ехали по Иловайску на БТР, вышла бабушка со двора и перекрестила нас вслед. И это после всего того, что им довелось пережить в Иловайске! И таких людей много было на нашем пути. Где бы мы ни служили – в ДНР или ЛНР, точно знаем, что в нас верят и на нас надеются. Разве имели мы право не оправдать такое доверие?! Донбасс обязательно победит!

Серафима Лоза

Лоза С. Человека нельзя победить : [о бывших военнослужащих Народной милиции ЛНР Дмитрие Золотове и Антоне Гелюхе] / Серафима Лоза // Огни. – 2020. – 3 июля. – С. 7.