День Победы Василия Левашова

 Война будет продолжаться до тех пор, пока не будет установлено имя последнего солдата и не найдена его могила. Не помню, кто автор этих слов. Да и столь ли это важно? Главное, что в них заложен глубокий смысл. Он не только в том, что необходимо продолжать поиск безымянных героев и их могил, а в первую очередь в том, что пока этот поиск будет продолжаться, будет жива и память о безымянных или известных героях, творивших историю. Впрочем, я бы добавил, что война будет длиться до тех пор, пока о каждом из ее участников не будет рассказано всему миру. Возможно ли это? Конечно же, нет, но к этому надо стремиться. Лишь в этом случае абстрактное понятие «вечная память» будет наполняться конкретным содержанием. А обезличенное выражение «Великая Победа всего народа» обретет лицо конкретного победителя, который был и который имел свое имя. И тогда 9 мая можно будет смело назвать Днем Победы солдата Воронова, или солдата Калистратова, или солдата Кузнецова, или солдата… И в каждом селе, поселке, городе после слов «День Победы» можно будет назвать фамилию солдата, который вернулся или не вернулся в свой родной дом. Только тогда память станет по-настоящему всеобъемлющей и вечной.

Будни войны

Его имя чаще, а, пожалуй, и всегда вспоминают в обязательном соседстве со словом «молодогвардеец». И только тем, кто давно и глубоко изучает историю краснодонского подполья, известно, что война для Василия Левашова началась еще до того, как он принял клятву, вступая в «Молодую гвардию». В марте 1942 года Василий, заканчивавший 10-й класс средней школы, вместе с шестью краснодонцами по рекомендации райкома комсомола будет направлен в школу особого назначения, которая в спешном порядке готовила диверсионные группы для работы в тылу врага. После ее окончания В. Левашов вместе с двоюродным братом Сергеем будет заброшен на уже оккупированную фашистами территорию.

Группа, в которую был включен юноша, действовала недолго. После ее провала Василию удалось уйти от преследования врага. В сентябре 1942 года он возвращается в Краснодон, где вскоре становится участником молодежного подполья. Здесь судьба вновь улыбнулась ему. После предательства «Молодой гвардии» Василий уходит в Амвросиевку Донецкой области, где он родился и где проживали его родственники, а затем в поселок Кутейниково Амвросиевского района. За неделю до освобождения поселка перешел линию фронта. После спецпроверки (а таковую в условиях военного времени проходили все, кто оставался на оккупированной территории) ушел в действующую армию.

Здесь я позволю себе небольшое лирическое отступление. Написал эти строки с перечислением дат и населенных пунктов, куда обстоятельства слепо забрасывали парня, и подумал: а будет ли это интересно читателю? Ведь ему, утопающему сегодня в лавине сенсационной информации, которая ежедневно обрушивается на наши головы со страниц многочисленных газет, подавай что-то такое, от чего бы дух захватывало. Где же здесь особые обстоятельства, заставившие меня взяться за перо, чтобы рассказать именно об этом человеке? А ведь ответ лежит на поверхности. Они, эти обстоятельства, в том, что в течение четырех месяцев, вначале в августе после провала диверсионной группы, а затем в январе 1943 года после гибели «Молодой гвардии» Василию Левашову дважды пришлось уходить от преследования врага.

Однако вернемся к осенним событиям 1943 года. 20 сентября В. Левашов становится бойцом действующей Красной Армии. Сбылась его мечта, к которой он стремился с первых дней войны, но осуществить которую мешали то непризывной возраст, то непредвиденные обстоятельства, связанные с его пребыванием на оккупированной территории. Впрочем, упрекать себя за это Василий не имел никакого права. Ведь все это время он находился на острие событий, ибо борьба в тылу врага, что бы ни говорили о фронте, намного рискованней и опасней.

Завершая свои воспоминания о деятельности в «Молодой гвардии», а затем о нескольких месяцах вынужденного бездействия в Амвросиевке и Кутейниково Донецкой области, Василий Левашов напишет:

«На следующий день был направлен на фронт. Определили меня рядовым пулеметной роты 2 стрелкового батальона 1038 стрелкового полка 295 стрелковой дивизии. В составе этого полка я дошел до Берлина». И все, будто бы двадцать месяцев последующей войны, отмеченные тремя боевыми орденами, – это всего лишь незначительный эпизод в его военной биографии. И только в 1985 году по настоятельной просьбе сотрудников музея «Молодая гвардия» уже в звании капитана I ранга Василий Иванович Левашов напишет автобиографическую повесть, в которой расскажет об этих днях.

Ниже мы приводим отрывок из этой пока еще неопубликованной повести: «И вот я на фронте. Меня определили в пулеметный расчет подносчиком патронов. Основным нашим оружием был станковый пулемет «Максим», известный еще с первой мировой и гражданской войн. Кроме пулемета, каждый имел винтовку или автомат. Командовал нашим пулеметным расчетом младший сержант Овчинников. Оказалось, мы с ним земляки. Он тоже из Луганской области, из города Красный Луч.

Вскоре ночью наш батальон покинул окопы второго эшелона и перешел на передний край. Теперь впереди нас только нейтральная полоса, а за нею позиции немцев. В темное время на их стороне почти беспрерывно то в одном месте, то в другом взвивались в небо осветительные ракеты, трассирующими пулями строчил пулемет. Это из опасения ночной атаки с нашей стороны.

Утром к нам на пулеметную точку пришел командир пулеметного взвода лейтенант Антонов. Он только что вернулся из госпиталя. Лечился после ранения. Командир взвода рассказал нам последние новости с фронтов, познакомился с новичками. А потом, обращаясь ко всем, спросил:

– Кто из вас знает, что такое активная оборона?

Все молча переглянулись.

Мы пока не наступаем, перешли к обороне. Но своими активными действиями не должны давать покоя противнику ни днём, ни ночью. Присмотритесь внимательно. Немцы свободно разгуливают на своих позициях, и никто из вас не открывает по ним огонь.

Лейтенант Антонов так увлек нас своим рассказом об активной обороне, что еще до его ухода в другой пулеметный расчет мы все превратились в снайперов, выслеживающих неосторожного противника. Немцы, конечно, почувствовали нашу активность и пытались нас дурачить. То есть надевали на ствол винтовки каску и высовывали ее из окопа. Пусть мол, русские солдаты попусту расстреливают свой боезапас. Но мы без труда научились отличать обманный прием от фактической оплошности противника.

Как-то вечером нам сказали, что ночью меняем позицию, а утром – наступление. Частная операция по освобождению села. Когда стемнело, наш расчет перешел на окраину лесопосадки. Наш пулемет выдвигался вперед. С этого места своим огнем мы должны были поддерживать наступающую цепь пехоты.

Всю ночь мы не спали, зарываясь в землю. И хорошо, что основное успели сделать. Когда наш «Максим» застрочил в поддержку атакующей пехоте, немцы засекли нашу пулеметную точку и открыли минометный огонь. Мы вместе с Володей Трошиным прижались в небольшом окопчике, который успели вырыть на двоих. С каждым близким разрывом мины нас обдавало горячей воздушной волной. Я, как новичок, спросил у Трошина:

– Что это такое?

– Это над нами взрываются дополнительные заряды наших мин, которые пролетают в сторону немцев.

Я по наивности поверил. А когда обстрел прекратился, увидел множество воронок от фашистских мин. Один наш пулеметчик убит, другой тяжело ранен. Только тогда понял, что Володя Трошин меня разыграл. Но я не обиделся. По неведению мне легче было перенести интенсивный минометный обстрел нашей пулеметной точки.

Из села немцев выбили довольно быстро. Мы миновали его безлюдные улицы, и вышли на западную окраину. Здесь мы и заняли оборону, установив пулемет на капонир. С него хорошо просматривалась местность, где были немцы.

Едва мы все наладили для стрельбы, как немцы перешли в контратаку. Они поднялись во весь рост и, стреляя из автоматов на ходу, ринулись в нашу сторону. Наш пулемет длинными очередями стал бить по приближающейся цепи противника. Вслед за нашим застрочили пулеметы справа и слева. А мы стреляли по бегущим немцам из винтовок.

Немцы, вероятно, рассчитывали на нашу неподготовленность и психической атакой намеревались восстановить положение. Но дружный огонь с нашей стороны заставил их залечь и окапываться. А ночью немцы отошли на заранее оборудованные позиции.

Через сутки началось общее наступление. Оно было продолжением того, что началось еще в июле.

Вначале передний край немцев обработала наша артиллерия, затем налетели наши штурмовики. Только после этого поднялась пехота.

Мы приближались к Днепру, освобождая Приазовье, Мелитополь. В этих местах, в районе реки Молочной родились и отец мой, и мать. Горящий Токмак, сожженные села, убитый домашний скот, угнанное со своих мест население – вот что, как и прежде, оставляли после себя бегущие на запад оккупанты.

Противник, отступая, отчаянно сопротивлялся. А возможности у него были еще немалые. Он досаждал нам своей авиацией. Конечно, это было уже не то, что в 1941 и 1942 годах, когда немцы практически безраздельно господствовали в воздухе. Но на отдельных участках они иной раз наносили ощутимые бомбовые удары.

29 октября, в двадцатипятилетний юбилей комсомола, мы целый день с боями продвигались по степной местности. К вечеру движение приостановилось. Как только стемнело, за мной прибежал рассыльный.

– Тебя вызывают в политотдел. Оказалось, политотдел организовал встречу комсомольского актива в честь юбилея ВЛКСМ. За ужином вспоминали героев-комсомольцев, их подвиги, пели фронтовые и комсомольские песни. Получилось все очень здорово. Ведь все это в походно-боевой обстановке. Я, окрыленный, вернулся в свой пулеметный расчет.

В первых числах ноября где-то южнее Каховки мы вышли к Днепру. Цели, поставленные нашим войскам в наступлении, были достигнуты. На длительный срок мы переходили к обороне.

Нужно было накопить свежие силы, подтянуть тылы, подготовиться к форсированию, а затем, преодолев водную преграду, продолжать наступление по освобождению оккупированной фашистами советской земли.

Командир пулеметной роты капитан Терещенко указал нам место на берегу Днепра, где приказано оборудовать пулеметную точку. В вечерних сумерках мы увидели двухэтажное здание оригинальной архитектуры.

На карте оно значилось, как дом отдыха. Мы обрадовались, предвкушая желанный отдых под крышей. Но не тут-то было. Командир пулеметного расчета младший сержант Овчинников сказал:

– Пока не оборудуем пулеметную точку, никакого отдыха не будет.

Овчинников торопился не зря. Он знал, что и справа, и слева от нас никого поблизости нет. Поэтому, в случае, если немцы вздумают переправиться на левый берег, вся надежда на наш пулемет.

Вместо отдыха мы трудились всю ночь. А когда наступил рассвет, на берегу Днепра, в двухстах метрах от дома отдыха между стволами огромных деревьев была вырыта пулеметная ячейка с круговым обстрелом.

Работа не прекращалась и днем. Скрытно от противника, который закрепился на противоположном берегу, мы оборудовали для себя укрытие. Иначе говоря, построили блиндаж, связав его ходом сообщения с пулеметной точкой.

Когда все основные работы по оборудованию нашей огневой позиции были завершены, мы стали изучать окружающую обстановку. Как ни всматривались в противоположный берег, никаких признаков нахождения там противника не обнаружили. Не видно было ни огневых точек, ни передвижения солдат. Лишь в ночное время иногда в стороне раздавались выстрелы. Но и мы соблюдали осторожность, стараясь не дать возможности противнику обнаружить и засечь нашу пулеметную точку.

Нас всех интересовал также вопрос о том, кто же наши соседи справа и слева. Мне и Кулагину Овчинников сказал:

– Пройдитесь вдоль берега вниз по течению. Кто-то же должен быть у нас слева.

Ясным погожим утром отправились мы с Кулагиным по заброшенной проселочной дороге, протянувшейся вдоль берега Днепра от дома отдыха на юг. Кустарник прикрывал нас от взоров противника. Но противоположная западная сторона просматривалась нами хорошо, так как освещалась с востока солнцем.

Когда мы прошли уже около километра, увидели на стороне противника фигурку в зеленом. Фашистский солдат шагал в том же направлении, куда и мы.

– Ну что, спугнем? – предложил я Кулагину. Это срабатывала привычка не давать свободно разгуливать противнику, привитая нам лейтенантом Антоновым.

Мы залегли в кустах. Я прицелился и выстрелил. Немец упал. Вероятно, прикинулся убитым. Минут десять мы лежа выжидали, когда он поднимется, чтобы снова выстрелить. Но, так и не дождавшись, пошли дальше.

– Не обнаружив соседей слева, минут через сорок мы возвращались на точку тем же путем. Тот, кто упал после моего выстрела, оставался на прежнем месте. А в следующую ночь к нам с той стороны нагрянули незваные «гости». После дежурства у пулемета вместе с двумя другими товарищами я спал в блиндаже. Вдруг сквозь сон услышал взволнованный голос Трошина:

– Тревога! Немцы переправились!

Сна как не бывало. Я схватил свой автомат и по узкому ходу сообщения бегом к пулемету. Подбежал и удивился. Пулемет был нацелен не в сторону Днепра, а на дом отдыха. К его прицелу уже прильнул командир расчета Овчинников, в любой миг готовый открыть огонь.

– Немцы зашли к нам в тыл. Приготовьте автоматы, гранаты и ждите команды! – едва слышно произнес Овчинников.

Оправившись ото сна, я прислушался. Со стороны дома доносились едва уловимые звуки. Ясно, что по дому передвигались люди. Конечно, это немцы. Но сколько их и с какой целью переправились?

Шум усилился, стал ближе. И вдруг застрочил наш пулемет. Овчинников решил, что уже пора и нажал гашетку. Трассирующие пули устремились вперед и на какие-то мгновения высветили то контуры дома, то очертания деревьев. Туда же, вслед за пулеметными трассами посыпались и наши автоматные очереди. Нас было всего пятеро, но мы подняли такую стрельбу, словно нас не меньше взвода.

Вскоре мы услышали, как над нашими головами в ветвях кустарника протрещали разрывные пули, а затем из темноты со стороны дома донеслись редкие автоматные очереди. Это отстреливались немцы.

Постепенно стрельба стихла. Не стреляли мы, замолчали и немцы. Ушли или затаились? В тревожном напряжении, держа оружие наготове, ждали мы утра. А когда рассвело, увидели трех убитых немцев, одетых в зеленые маскировочные одежды. Двое лежали у входной двери, а третий, головой в нашу сторону, был сражен на полпути между домом и нашей пулеметной точкой.

Ночную стрельбу, конечно, слышали и наши начальники. Утром пришел командир пулеметной роты капитан Терещенко. Он осмотрел убитых и сказал:

– Это были немецкие разведчики. Они приходили за «языком».

Немцам нужно было кого-нибудь из нас захватить живым и доставить на тот берег. А там допросить с пристрастием. Но вероятнее всего, они рассчитывали увести с собой кого-нибудь из наших офицеров. Поэтому сразу пробрались в дом. Однако наш командир роты оказался предусмотрительнее, чем противник, и установить пулемет распорядился не в доме и даже не у дома, а в двухстах метрах от него».

Маленьких подвигов не бывает

Помню, в детстве после просмотра фильма «Подвиг разведчика» я спросил своего отца-фронтовика, сколько он убил фашистов. Отец поморщился (видно, вспоминать об этом ему, военврачу, не очень-то и хотелось), но ответил:

– Двух – точно, ведь стрелял я в них почти в упор, когда немцы ворвались в медсанбат.

Я тогда очень гордился своим уже, к сожалению, покойным отцом.

Мне почему-то казалось, что не убей он тогда двух врагов, война могла бы продолжаться еще долго. А может быть, я, мальчишка, был не так уж и далек от истины. Потому что Великая Победа складывалась из маленьких побед каждого солдата. И не столь уж важна в этом случае простая арифметика. Вот потому меня сегодня глубоко возмущает, а если хотите, то просто бесит, когда кое-кто из современных историков новой волны хищной улыбкой начинает глумливо распространяться о погибшем, который якобы уж слишком высоко вознесен на пьедестал.

Во-первых, я убежден, что подвиг не может быть большим или маленьким. Есть просто подвиг, не нуждающийся ни в каких прилагательных. А, во-вторых, это чистое кощунство вступать в полемику с погибшим, который в силу обстоятельств не может тебе ответить. Впрочем, все это не касается героя нашей публикации. А, может быть, и касается, потому что Великая Отечественная война была его войной, а все, кто в ней участвовал, – члены одного фронтового братства. А ведь брат брата в обиду не даст никогда.

Анатолий Никиткино, музей «Молодая гвардия».

Никитенко А. День Победы Василия Левашова / Анатолий Никитенко // Ижица. – 2005. – 2 марта. – С. 6.